Ребенок! Но есть ли созданье чудесней?! Да будешь ты, дочка, той первою песней, С которой встречают весеннюю рань! Купил он для мамы лазурную ткань, Чтоб маму и дочь обходили невзгоды, Чтоб не было к дому пути для врага — По старой примете над дверью у входа Прибил он витые бараньи рога. А мама, лазурной окутана тканью, На крышу взойдя, источала сиянье, Глаза ее были синее, чем тот В Сорренто тобою увиденный грот. — Куда же девалось сиянье лазури?.. — Оно потонуло в печали и хмури, И может ли рог — хоть витой, хоть какой — Препятствовать натиску злобы людской?! Лазурь мою смыло слезою соленой… Какой только я не была! И зеленой, Как в Африке знойной могучий банан. Лиловой была, как просторы полян, Что в мае коврами фиалок одеты. Была и кофейного теплого цвета, Оранжево-желтой была, как закат, Была золотистою, как листопад, И серой, как надпись на старом кинжале, — Цвета перемены судьбы отражали. И злобная зависть, вражда, клевета Злорадно гасили живые цвета. Чуть искорка счастья затеплится в недрах, Как тут же потушит недремлющий недруг. — Но разве все лучшие люди земли Веселые краски сберечь не могли? — Веселые краски?! Да как уберечь их, Когда все бело от костей человечьих, Когда по дорогам шагает война И кровью земля напилась допьяна?! В те годы тела устилали равнины, И души солдат, словно клин журавлиный, По небу летели, как в песне твоей, — Той песне, какую сложил ты поздней… Весь мир пропитался и горем, и злобой. «Веселые краски»! Сберечь их попробуй! И стала я тусклою, словно зола. Казалось, надежда навек умерла, Казалось, цвета я меняла напрасно… — Скажи, а была ты когда-нибудь красной? — Была я, как пламя пожара, ярка. Но спрячешь ли пламя на дне сундука?.. Из мрака поднимется к небу светило. Все красное мама твоя раздарила Бойцам — партизанам, героям Хунзаха, Чтоб красной звездою сверкала папаха, Чтоб, в бой устремляясь, могли смельчаки Украсить шинели свои и штыки. В семнадцатом Женские красные шали Знаменами гордыми в небо взмывали. Потом из остатков пробитых знамен Тебе — пионеру — был галстук скроен. Прекрасные ленты багряного цвета Вились на пандуре Махмуда-поэта. Когда же навеки замолк наш певец, Упавший пандур подхватил твой отец, И ленты взметнулись по-прежнему ало При звуках «Заря обновленная встала»… Над миром весенняя встала заря, И мир обновился, пылая, горя, Ты — отпрыск Гамзата, ты — сын его третий,
