быть обманутым, чем мёртвым. Он будет потрясён, если узнает, что его любимая племянница является объектом подлого шантажа, это в его сегодняшнем состоянии может просто убить его! Она не собирается равнодушно наблюдать, как это случится.
Она глубоко вздохнула. Теперь за дело. Но сначала она задержалась, чтобы заглянуть в зеркало маленького туалетного столика. С помощью косметики ей с успехом удалось скрыть бледность. Золотистые тени над глазами сделали их сверкающими, подобно топазу, густо накрашенные ресницы добавили им необходимый оттенок томной мечтательности, а красная помада придала губам блеск, подчёркивая их утончённую форму; цвет помады точно сочетался с цветом её платья из тонкой шерсти, которое так чудесно облегало её фигуру, что было в этом даже что-то греховное.
Проведя дрожащими руками по волосам так, чтобы ещё больше растрепать непослушную копну золотистых прядей, она вышла из комнаты на своих высоченных каблуках и прошла через тихий коридор в комнату Мартина.
– Ой ты сегодня гораздо лучше выглядишь! – с восторгом воскликнула Седина и, бросив на спинку стула своё пальто, поспешила к кровати, чтобы ласково поцеловать дядю в щеку.
Какое это было облегчение! Его лицо уже не было таким серым, исчезло с него и выражение тревоги. Он выглядел почти таким, как всегда, и это была награда, на которую она даже на смела надеяться; он улыбнулся ей.
– Я здоров, как никогда раньше. Пододвинь стул, девочка, и расскажи мне, кто тот счастливчик. Ты же не для меня выглядишь такой красоткой!
Она послушно пододвинула кресло вплотную к кровати, чтобы держать его за руку. Итак, её план начал работать: лёгкий беспричинный румянец, который разливался по её щекам, только поможет придать правдоподобие её лжи.
– Ну, я не знаю, – она остановилась, вдруг почувствовав неуверенность, начала было кусать нижнюю губу, но вовремя спохватилась, испугавшись, что старательно наложенная помада окажется на зубах. К приезду Адама Тюдора она выглядела бы далеко не самым лучшим образом. – Я не знаю, как ты к этому отнесёшься, – смело двинулась она вперёд, сжигая мосты, – но пока ты болен, я очень часто видела твоего сына – Адама, я имею в виду. – Она метнула на него неуверенный взгляд из-под густо накрашенных ресниц, – о, Боже, это ужасно! – и, встретив его ставший более напряжённым взгляд, снова отвела глаза, сплетая на коленях руки.
Если бы ей только удалось убедить его, что она по уши влюбилась в этого негодяя, то тогда ради неё он бы согласился с её замужеством. Для его же спокойствия она обязана его убедить в этом, ибо только во имя чести и достоинства она никогда не согласилась бы подчиниться принуждению. Мартин это прекрасно знает. Поэтому она сказала взволнованно:
– Даже не знаю, как это случилось, но мы полюбили друг друга. Сумасшедшие, правда? – Она попробовала засмеяться, но смех не получился. – Он мне сделал предложение.
– И ты согласилась, – его слова звучали спокойно и совсем не как вопрос.
Она осмелилась ещё раз взглянуть на него и почувствовала, как у неё перехватило дыхание. Он улыбался. Более того, он выглядел довольным! Она неотрывно смотрела на него широко открытыми глазами. Все её предположения были опрокинуты. Теперь она уже ничего не понимала.
Поскольку момент явно не подходил для того, чтобы чего-то допытываться, она молча кивнула, не в состоянии говорить, и услышала, как он сказал:
– Существование Адама было хорошо охраняемой тайной – из уважения к твоей тёте, ты понимаешь, – и я рад, что вы двое, наконец, встретились. Он чудесный человек, и я знал, что, если вы когда-нибудь встретитесь, то великолепно поладите. Он сухо засмеялся. – Я не надеялся, что все произойдёт вот так великолепно.
– Ты не против? – спросила она, затаив дыхание и чувствуя облегчение, а он похлопал её по руке и тепло заверил:
– Я – в восторге. – И потом более серьёзным тоном:
– Ты уже сообщила эту новость тёте? – И получив отрицательный ответ добавил:
– Думаю, что лучше это сделать мне. Она, понятно, более чувствительно реагирует, когда дело касается Адама. А ты можешь попросить Адама рассказать тебе о его матери. Лучше него это не сделает никто.
'Ха!» – Селина фыркнула про себя. Она уже видела этого зазнайку, смакующего разговор о таком тонком предмете. Она прямо видела, как он доверительно рассказывает ей, что его неразборчивая мамочка решила заманить в свои сети молодого человека гораздо моложе её, только-только перешагнувшего юношеский возраст, с помощью способа, старого, как мир, о том, как она прицепилась к тому, поскольку он ей казался бездонным банковским счётом до конца её жизни.
Внешне, однако, Селина приятно улыбалась, опустив веки, чтобы скрыть победный блеск своих продолговатых янтарных глаз. Она успешно разбила дьявольские планы Адама и не дала ему возможность удовлетворить своё подлое желание мстить и повелевать, обманув своего дядю рассказом о скоропалительном романе, о любви, расцветшей с первого взгляда. Он уже не сможет войти сюда и злорадно рассказать о том, как он шантажом заставляет её выйти за него замуж без любви, ввергая пожилого человека в водоворот паники и депрессии.
Она понимала, что у Мартина на первом месте находится забота о её счастье, но не могла до конца понять, почему он называл Адама «чудесным человеком», а времени спросить и узнать у неё уже не было, потому что она слышала, как этот негодяй разговаривает с одной из сестёр, и ей нужно было как следует собраться, чтобы убедительно сыграть следующую сцену…
Которую она провела с удивительным, как ей показалось, совершенством, когда со сладкой улыбкой она забормотала, как только он вошёл в палату:
– Милый, я уже думала, что ты никогда не придёшь! Прости меня, я знаю, что мы собирались вместе сообщить эту новость, но я так счастлива, что просто не вытерпела ожидания. – Она вскочила, подбежала к нему и, встав на цыпочки, поцеловала его в жаждавшие утешения губы, а потом, взяв под руку и вцепившись в лацкан его дорогого темно-серого пальто, она захлопала ресницами и пролепетала:
– Я во всем призналась – в том, что мы только раз взглянули друг на друга и сразу влюбились.
'Интересно, не слишком ли я перестаралась?» – спрашивала она себя с тревогой в то время, как блестящие глаза Адама всматривались в неё. Нет, видимо, нет, с облегчением подумала она, когда Адам погладил её руку, потом отпустил её и прошёл к кровати отца, ласково положил руку на его плечо и с искренностью, которая наверняка была наигранной, сказал:
– Как я рад, что тебе намного лучше. Я звонил твоему врачу сегодня, и он сказал, что дела идут на поправку – так что давай! – Затем он обернулся к Седине с улыбкой голодного тигра и продолжал разговор с Мартином:
– Так значит, ты все знаешь о наших свадебных планах? Мы условно назначили свадьбу на конец марта, к тому времени ты уже совсем окрепнешь н сможешь сполна повеселиться на празднике. А у Селины будет достаточно времени, чтобы купить платье, которое достойно её красоты.
'Жалкий лгун!» – подумала она. Его улыбка, голос и медленный, пожирающий её тело взгляд усиливали её волнение. Он продолжил плести паутину лжи, начатую ею, с самоуверенностью бывалого мошенника, играя свою роль так, как будто он сам её написал. Она предполагала, что он будет что-то бормотать, высказывая неудовольствие тем, что она поменялась с ним ролями, лишив его возможности позлорадствовать над беспомощностью больного человека.
Она ответила улыбкой, выражавшей внутреннее удовлетворение от того, что на этот раз она его переиграла, но ей стоило большого труда удержать эту улыбку, когда он, сделав несколько шагов к ней, заключил в свои объятия.
Мартин продолжал что-то говорить о приготовлениях к свадьбе, о том, как он рад за них. И первый раз, возможно, она не обращала на его слова никакого внимания, потому что одна рука Адама поглаживала её мягкие выпуклости пониже спины, а другая заняла опасную позицию под его грудью. С ней творилось что-то невообразимое…
Этот негодяй явно играл на публику – совершенно очевидно, – но она была не в состоянии что-либо предпринять, так как это вызвало бы у Мартина подозрение. Но молча сносить все это она не собиралась, поэтому, изобразив глупую улыбку, она раздумывала, заметит ли Мартин, если она со всей силой наступит
