– Мясо по-веллингтонски и зелень – на тележке, – с неодобрением в голосе сообщила она, ставя перед ним тарелки с дымящимся супом о протёртыми каштанами. – Десерт, сыры и фрукты – на серванте. Кофе я принесу попозже, – Гневно выдохнула она и вышла из комнаты, волоча за собой шлейф своего глубокого неодобрения.
Мэг вполне могла обойтись мясной запеканкой и свежими фруктами, подав все это в менее торжественной малой столовой, где они обычно завтракали, и именно это Селина и имела в виду, когда просила не устраивать ничего особенного. Но она намеренно превзошла себя, изображая из себя мученицу, чтобы тем самым продемонстрировать своё неодобрение Селине, принимающей гостей в столь неподходящее время.
Но Седину сейчас не очень-то волновали причуды Мэг, потому что она чувствовала на себе этот напряжённый, насмешливый взгляд зелёных глаз – он проникал ей прямо в душу. Однако она старалась не отрываться от своей тарелки с супом.
После той позорной сцены в гостиной ей бы следовало потребовать, чтобы он ушёл, она больше всего на свете желала этого, однако ей ещё предстояло выведать, зачем ему понадобился Мартин. Сознавая, что надо как-то выходить ну этого положения, само по себе ничего ведь не решится, она подняла наконец голову, встретившись с ним взглядом, спросила старательно холодным и бесстрастным тоном:
– Может быть, вы все-таки скажете мне, что вас привело в этот дом? – Ив этот миг она почувствовала прямо-таки детский страх из-за того, что в эту минуту никого из близких нет рядом с ней. Она не могла винить Ванессу, что та хотела остаться рядом с Мартином, пока не убедится в том, что он идёт на поправку, но Доминику не было никакой необходимости в такой спешке мчаться в Лондон…
– Но вы же знаете, почему я здесь, – томный бархатный голос звучал мягко и тепло. – Я хотел познакомиться с вами поближе и могу сказать, что вполне удовлетворён своим первым успехом. – Он доел суп и стал разливать по хрустальным рюмкам драгоценное коллекционное бургундское Мартина. Селина оставила в покое терзаемую булочку и положила ложку.
– Что вы хотите от Мартина? – спросила она жёстко, не обращая внимания на его намёк на поцелуй, когда она не только позволила ему, но и ответила.
– Вопрос поставлен не правильно, скорее меня надо спросить, что я могу сделать для него. – Он все ещё мягко улыбался, голос его звучал спокойно, как будто они говорили о чем-то чрезвычайно приятном и обычном, а не о мерзких и гадких вещах, которые вызвали у Мартина сердечный приступ. Этот невозмутимый дьявол двигался по комнате, собирал использованные тарелки, расставлял нагретые тарелки для второго, подавал мясо с овощами. Как будто он имел на все это право, как будто он был здесь хозяином. И Селина возмущённо фыркнула:
– Нужно быть дурой, чтобы верить вам! Ей хотелось загнать его в угол, разоблачить его наглую ложь, бросить ему в лицо обвинение, что лишь одна мысль о его приходе свалила пожилого Мартина с сердечным приступом. Однако она не могла позволить себе такую роскошь. Она должна была сделать все, чтобы он не узнал, где находится Мартин, и не появился у него в палате.
Так что она ограничилась свирепым взглядом своих жёлтых глаз. Скрестив руки на груди, она наблюдала, как он спокойно режет мясо, добавляет к нему приличную порцию овощей и протягивает ей блюдо, которое она с негодованием отвергла.
Продолжая свою трапезу, он достаточно спокойно спросил:
– Что же вам про меня наговорили? – Он с видимым удовольствием отпил бургундского и наколол на вилку кусок сочной нежной говядины в тесте. – Судя по тому, как вы меня встретили, я понял, что Ванесса уже поговорила с вами и дала мне весьма нелестную характеристику. Не сомневаюсь, что Доминик с удовольствием добавил кое-что от себя.
Он приподнял чёрную бровь, выражая насмешливое полупрезрение, но Селина решила поставить его на место, переведя игру на своё поле, и сказала ему откровенно:
– Мне говорили, что вы сын Мартина. Что Мартин материально помогал вам и вашей матери, пока она не умерла. Вам тогда было уже восемнадцать, и вы вполне могли позаботиться о себе сами. – Она отодвинула от себя нетронутую тарелку и пригубила рюмку, надеясь, что вино поможет успокоить её напряжение. – Как я понимаю, все считают, что вы собираетесь пользоваться материальной поддержкой Мартина до бесконечности.
Она надеялась, что ей удалось достаточно тактично выразить свою мысль. Разумеется, она не собиралась миндальничать с ним, она помнила рассказ Доминика и то, как сообщение о его приходе подействовало на дядю, так что он заслуживал и более суровых слов. Однако у неё уже была убедительная возможность видеть, как он реагирует на её намеренные оскорбления, и поэтому решила не повторять их.
– Понятно. – Он положил на стол нож с вилкой и как-то странно посмотрел на неё. – А кто-нибудь из них говорил вам о моей матери что-нибудь другое, кроме того, что она умерла?
Селина быстро опустила глаза. Доминик говорил. Но если она перескажет ему то, что рассказывал Доминик, например то, что мать Адама Тюдора – где же она все-таки слышала это имя? – была распутной женщиной, совратила неопытного юношу намного моложе себя, пользуясь его неопытностью, и всю жизнь вытягивала из него деньги, а теперь после её смерти то же самое пытается делать её сын, то это может вызвать его гнев, который он наверняка выразит в весьма своеобразной форме.
Так что она промолчала, но, похоже, он читает её мысли, потому что лицо его помрачнело, а глаза сузились в щёлочки.
– Простите, – с усилием произнесла она и встала. Все её вежливые слова казались такими фальшивыми, что ей было просто неловко произносить их. Затем она быстро добавила:
– Вы должны понять, что зря теряете время, приходя сюда и доставляя неприятности нашей семье. – Это все, что она могла сказать ему, не сообщая о болезни Мартина. В глазах её сверкнул холодный блеск. У неё было одно желание – избавиться от визитёра раз и навсегда.
Но у Адама были другие намерения. Он не пошевелился, провожая глазами её высокую фигуру, слегка покачивающую бёдрами, когда она направлялась к двери. Затем его божественный голос прорезал Тишину;
– А вам не приходило в голову спросить себя, почему Ванесса и Доминик нарисовали меня в столь чёрных красках? И не говорите, что нет. Достаточно вспомнить, как вы встретили меня. И вас не удивляет, что они оба моментально смылись?
Затем он медленно, по-кошачьи поднялся со стула и позвал её, едва шевеля губами:
– Подойди сюда. Я ещё не закончил, и у меня есть ещё что сказать.
Она сверкнула глазами, но быстро отвела взгляд в сторону, потому что почувствовала, как забилось в груди сердце. В том, как он смотрел, двигался и говорил, было что-то обволакивающее, завораживающее и нереальное. Пытаясь сопротивляться, она смотрела в одну точку, где-то чуть выше его левого плеча, и, возвращаясь в комнату, произнесла деланно ледяным тоном:
– У вас слишком преувеличенное мнение о собственной персоне. – Она приподняла подбородок, но неожиданно для себя невольно скользнула взглядом навстречу его насмешливым зелёным, глазам. И хотя она чувствовала, как предательская краска заливает её нежную кожу, но не отвела взгляда и не отступила перед этим наглым типом:
– Моих дяди и тёти нет дома, а Доминик в Лондоне занимается делами фирмы.
– Ну уж, конечно! – протянул Адам, и губы его искривились в издевательской усмешке. – Впрочем, мне наплевать и на него, и на Ванессу. Мне совершенно необходимо увидеть отца.
Седина просто не понимала: он что, принимает её за круглую дуру? И в тон ему спросила:
– Необходимо для кого? Или для чего? Скорее всего для вашего банковского счета! То, что на вас надето, вряд ли приобреталось на дешёвых распродажах.
Взгляд, которым он ответил на её вопрос, заставил её вздрогнуть в предчувствии неизбежного, однако он лишь пожал плечами и сказал:
– Думайте, что хотите, это ваше дело. Как ни странно, несмотря на то, что она слышала о нем, обо всех малопривлекательных фактах его жизни, ей не хотелось верить им. Его обаяние в сочетании с притягивающей внешностью было довольно сильным оружием, но она не собиралась сдаваться или обманываться. Кроме того, если причина его желания видеть Мартина была вполне невинной, то почему он
