смерти. Сейчас не было у меня более желанного ощущения. Получилось. Получилось. Я продолжала держать руку на нем, и энергия превращения плясала у меня по коже электрическим и живым поцелуем.
И когда процесс закончился, передо мной лежал на боку, тяжело дыша, серый волк. Сердце под рукой билось мощно и ровно. Волк открыл глаза цвета молодой весенней листвы, увидел меня, и посмотрел на меня так, как никогда не мог бы посмотреть настоящий волк. Веки задрожали и опустились, тело снова стало перетекать и двигаться. Снова появились среди и поверх волчьей формы контуры человека, и моя рука лежала на боку у Джейсона.
Я положила ее на середину груди — сердце билось мощно и ровно. Он был все еще холоден на ощупь, но сердце билось лучше. Я вытерла руку о джинсы, пытаясь стереть кровь и прозрачную влагу превращения. Снова положила руку ему на шею. На этот раз я пульс нашла.
На голом теле не было крови — и казалось, что его просто положили в это месиво. Незакрывшиеся раны четко выделялись на коже. Ножевые порезы покрывали его как злобные красные пасти, от плеч почти до лодыжек. И у меня на глазах они снова начали кровоточить. Какое-то время я для нас выиграла, но это все магией не лечится. Нужны врачи.
Подняв с пола пистолет, я потянулась за сотовым телефоном.
Глава пятьдесят четвертая
И набрала 911. Мне ответил женский голос:
— Девять-один-один, что у вас случилось?
— Анита Блейк, федеральный маршал. — Я сообщила номер удостоверения. — Женщина, пять футов три дюйма, длинные черные волосы, футболка, джинсы. Двое убитых. Перестрелка с преступниками. Мой напарник ранен.
Строго говоря, Джейсон не напарник, но он точно мой. А к раненому копу они приедут быстрее, чем к раненому штатскому. Уточнять будем потом, когда выживем.
— Адрес.
— Блин, не знаю. — Я встала, выглянула в окно. Одни только деревья. — Нас накачали каким-то дурманом, и очнулись мы здесь. Я не знаю, где это. По телефону отследить можете?
— Стационарный телефон там есть?
Я огляделась:
— Здесь не вижу.
— Посмотрите в другой комнате.
— Не хочу его оставлять одного.
— Нам нужно знать, куда высылать бригаду, маршал.
Она была права, но очень мне не хотелось его бросать. Я погладила его по волосам, прикоснулась щекой к щеке.
— Смотри не вздумай помирать!
И я вышла в коридор, мимо трупов, открыла первую дверь — спальня. Телефона нет. Вторая дверь — кухня, и телефон на стене.
— Вижу телефон, сейчас проверю, работает ли. — Чтобы взять трубку, пришлось положить пистолет. — Есть гудок.
— Позвоните нам по этой линии, и мы узнаем, где вы.
— О'кей.
Я закрыла сотовый, набрала 911 на обычном. Ответила другая женщина, я изложила еще короче.
— Мы определили, где вы, маршал. Бригада выехала, ждите.
— Сколько ждать?
— Вы довольно далеко. Попытаемся поднять вертолет, но возле вас ему негде сесть.
— О'кей, будем ждать.
— Я могу не вешать трубку, если хотите.
— Нет, я должна остановить кровотечение у моего друга, а для этого мне руки нужны. Но спасибо.
Я повесила трубку, не дожидаясь ответа. Поставила пистолет на предохранитель и заткнула за пояс джинсов. Надо будет принести сюда Джейсона. Как остановить кровотечение из такого обилия ран, я не знала, но в тепле ему точно будет лучше.
Помощь едет. Надо только продержаться до этого момента.
Я присела возле Джейсона. Волосы у него были чисты, что странно смотрелось — только с одной стороны измазались, где лежали на ковре. Но он уже был похож на Джейсона, а не на груду мяса. В горле встал ком, я проглотила что-то похожее на слезы. Плакать будем позже, когда его спасем. А сейчас нет времени.
Я обняла его руками — он был тяжел, как мертвец. Сердце билось, и пульс стучал, но в телах есть разница. Даже при потере сознания тяжесть тела не ощущается так мертво, и это меня испугало так, что пот прошиб. И на ощупь он был слишком холодный. Надо остановить кровь. Надо.
Не тяжесть, а неуклюжесть заставила меня забросить его себе на плечи — как переносят пострадавших пожарные. Его кровь потекла по мне струйками. Черт, черт. Я постаралась отвлечься на другие мысли. Как повезло, что из всех мужчин моей жизни это оказался тот, кто с меня ростом. Наверное, и двадцати фунтов разницы не будет между нами, я его смогу нести. Не вечно, но вдоль коридора.
Я пронесла его мимо того вампира, что его пытал. Об одном я только жалела: что не могу убить его снова.
Джейсона я положила на кровать — он был неподвижен. Страшно неподвижен.
Я накрыла его одеялом, стараясь сохранить тепло, и стала искать аптечку, лекарства — что-нибудь вообще. Все свое искусство убивать я бы сейчас выменяла на умение оказывать первую помощь.
Что есть в ванной, я знала, и потому стала искать в первую очередь в кухне. Полотенца есть, но их никак не привязать к телу. Может, разодрать простыню и полосами?
Собрав в кухне все маленькие полотенца и губки, я вернулась в спальню. Единственное, что видно было над одеялом, были волосы Джейсона — такие желтые, такие ярко-живые. А сам он не двигался. И мне очень, очень хотелось, чтобы он хоть шевельнулся.
Губки я положила с другой стороны кровати и пошла искать простыни — нашла в шкафу. Пришлось вернуться в кухню за чистым острым ножом, чтобы разрезать простыню. Хорошо, что вампиры не все ножи из кухни использовали, потому что очень мне не хотелось трогать те окровавленные, что лежали в гостиной. Как будто на них проклятие. Ну, не настоящее — но точно они грязные.
Простыню я разрезала на полоски, потом пришлось раскрыть Джейсона и начать осматривать раны. Они все протекли на одеяло, но среди них не было таких, что казались бы хуже других. Каждый порез в отдельности мелкий, на пару швов максимум. Но все вместе они чуть не обескровили Джейсона до смерти.
Выбрав у него на руке рану, которая вроде бы кровоточила сильнее прочих, я прижала к ней губку и стала ее привязывать. Рука была так инертна, что пришлось зажать локоть коленями, чтобы завязать узел достаточно плотно — но не слишком плотно. Вот не помню, может ли пострадать ликантроп от нарушенного кровообращения? В смысле, если организм может отрастить утраченную конечность, то может ли ему повредить слишком тугой жгут? Но я решила обращаться с ним как с человеком, поскольку не знала. Никогда раньше такой вопрос не возникал.
Завязывая рану на бедре, я заметила первые ожоги. Небольшие, круглые ожоги на ляжке, на бедре больше, и еще больше — в паху. Как же я их пропустила? Они были меньше и не так заметные, как кровавые раны — наверное, в этом дело. Я сама понимала, что это у меня шок. Он смягчает реальность, позволяет видеть ее по частям: тут кусочек ужаса, там кусочек ужаса, чуть больше, чуть больше — чтобы разум не подавился. Шок помогает справиться — если он не слишком сильный. Теперь я поняла, отчего так
