- Сейчас я тебе все по порядку...
Подполковник слушал внимательно. Потом сказал:
- Надо было сразу, оттуда, из подвала, вызвать опергруппу.
- Хотел было. Но понял: пока приедут, труп и совсем растает. И потом спугнули бы зря, сейчас трудно сказать, сколько и какого народа в этом деле завязано.
- Пожалуй, что и так. Ну, а что такое этот кооператив на самом деле, как полагаешь?
- Да версии разные. Вот например: крадут сейчас в Москве и грабят активно...
- Тес! - сказал Маскуратов. - Враг подслушивает!
Оба немного посмеялись.
- И вот представь себе такую возможность. У людей взяли что-то ценное, дорогое - не только по стоимости, цена там может быть и небольшой, но, скажем, реликвию. Лорнет прабабушки там, или какой- нибудь прапрадедушкин Станислав с мечами...
- Ну, Паша! - сказал Маскуратов. - Просто не ожидал от тебя.
- А что? - насторожился Тригорьев.
- Растешь на глазах! Какие слова знаешь! Лорнет, а? Просто приятно слышать. Ну, допустим. И что же?
- И вот возникает некая организация, которая с одной стороны контачит с преступным элементом, а с другой - предлагает услуги потерпевшим. Уркам хорошо: не надо рисковать при сбыте. И потерпевшим: получают свое назад, а мы ведь далеко не всегда... И вот кооператив назначает цену за отыскание похищенного: то, что хотят урки, плюс какой-то процент в свою пользу. Просто и доходно. Как тебе моя версия?
- А труп тогда при чем?
- Ну, это уже другой вопрос. С кем-то не договорились, кто-то стал права качать - так что ничего удивительного - в наши-то времена...
Маскуратов немного подумал.
- Конечно, если прямо говорить, - молвил он затем, - не самое по сегодняшней московской обстановке актуальное дело. Хотя... кто знает, если начнем разматывать - мало ли еще на кого выйти можно. Слушай, тут ведь может и другое еще быть: кооператив может и наводку давать, заранее прикидывая свою выгоду... - Подполковник явно заинтересовался. - Да, может элегантно получиться, - в свою очередь щегольнул он нештатным словечком. Да еще тело - значит, дела там идут и всерьез. Во всяком случае, стоит заняться. Как полагаешь?
- Думаю, в первую очередь приглядеться к Долдону. Не случайно ведь он оказался в кооперативе? Может, он связной? Или доставщик товара?
- Гм, - проговорил подполковник. - Что-то мне о нем вспоминается, и, прямо скажем, мрачноватое. Связной? Да нет, как бы он исполнителем не оказался? Тело-то откуда-то взялось? Тут, Паша, может и такой оборот быть: кооператив - просто вывеска для завлечения людей, а как только денежный человек зайдет - его и кончают - и в кислоту, и никаких следов. Значит, нужен кто-то, убийца нужен, на это даже и нынче не всякий решается... Но интересно: куда же Амелехин тогда девался и где все эти годы пребывал? Или его тогда повязали все-таки, и он срок отбывал? Ну-ка, потревожим спецотдел...
Он набрал номер, немного поговорил, немного обождал, потом еще некоторое время слушал, непонятно хмыкая под нос, положил трубку и повернулся к Тригорьеву.
- Слушай-ка, Паша, а обознаться ты не мог?
- Точно, он. У меня словесный портрет по ориентировке до сих пор в памяти сидит. Да не он один, у меня, понимаешь, память такая... - произнес Тригорьев, как бы даже оправдываясь. - Даже я удивился: столько времени прошло, а он и не постарел ничуть... А в чем дело? А, Боря?
Он тут же спохватился: не надо было, наверное, так называть подполковника в его служебном кабинете. Тот, однако, не обратил на фамильярность никакого внимания.
- Ну да, ну да, - бормотал он. - Вспоминаю теперь... Потому он и по делу в дальнейшем не проходил.
- Да что такое?
- А то, - сказал подполковник, склонив голову к правому погону, - что, по имеющимся данным, Амелехин Андрей Спартакович скончался во время следствия, а точнее - убит при задержании и похоронен двадцать первого мая восьмидесятого года!
- Двадцать первого мая восьмидесятого года... - повторил, словно угасающее эхо, капитан Тригорьев.
Друзья помолчали.
- М-да, Паша, - сказал затем старший из друзей. - Странно получается: ты опознаешь того, кого давно на свете нет, обнаруживаешь тело - а оно на глазах тает... Как, на тебя перемены погоды не действуют? Все же мы с тобой не молодеем...
Тригорьев проглотил комок и отрицательно покачал головой.
- Ну, тогда иди, займись делами. И учти: хватает нам и живых правонарушителей, а чтобы покойники вставали и выходили на дело - это, конечно, сенсационно звучит, но, ей-Богу, никто не поверит. Все. Бывай!
Тригорьев машинально поднялся, надел фуражку, откозырял и вышел.
Уже снаружи, между колоннами, выйдя из Министерства и остановившись, чтобы закурить дефицитную сигарету, Тригорьев заметил, как дверь подъезда, из которого он только что вышел, снова отворилась и выпустила еще одного человека. И в человеке этом капитан с немалым удивлением сразу же опознал не кого иного, как того самого, по кличке 'Землянин', не столь давно покинутого им в подвальном кооперативе.
Землянин тоже остановился неподалеку, но закуривать не стал, а лишь машинально приглаживал свои неухоженные волосы, никак не желавшие прилично улечься на голове.
'Вот это номер, - подумал Тригорьев невольно. - Ему-то здесь что делать? Не с повинной же являлся. А может быть... - вдруг ужалила мысль, может быть, у него тут какой-то свой человек завелся? Ну, дела...'
Землянин еще немного потоптался на месте, потом, словно решившись на что-то, широким, торопливым, чуть подпрыгивающим шагом двинулся по Хлебной улице к остановке троллейбуса.
7
Прежде, чем продолжить повествование, мы вынуждены со всею свойственной нам деликатностью указать на ошибку, допущенную капитаном Тригорьевым в его рассуждениях.
Дело в том, что 'Землянин' было вовсе не кличкой, как предположил было Павел Никодимович, но фамилией. К сожалению, мы не можем подкрепить эту информацию безотказно убеждающей ссылкой на то, что такую же, мол, фамилию носили и отец его, и дед, и прадед; не можем потому, что как раз отец Вадима Робертовича, нашего героя, - Роберт Карлович носил другую фамилию, а именно - Маркграф. Нет, он был немец, и даже не из давно обрусевших колонистов, но приехал в Москву в двадцатые годы, чтобы работать в Коминтерне, чем и вызвано то, что век его оказался прискорбно недолгим. Судьба отца и привела к тому, что носил Вадим Робертович фамилию матери, а не отцовскую, уже самим звучанием наводившую на мысль не только о национальной, но и о классовой чуждости; хотя нам, например, был знаком человек по фамилии Кайзер, ни в каком родстве ни с Габсбургами, ни с Гогенцоллернами не состоявший. А напротив... Ну да ладно, это все пустяки.
Пока мы объясняли эти обстоятельства, Вадим Робертович успел уже добраться до дома и теперь приближался к двери двухкомнатной квартирки на третьем этаже пятиэтажки так называемого районного строительства. Квартиру эту его мама получила на себя и сына в ту пору, когда доказано было, что покойный Р.К.Маркграф ничьим агентом не являлся, преступлений не совершал и потому подлежал полной реабилитации по линии как государственной, так и партийной. Итак, В.Р.Землянин нашарил в кармане ключ, существовавший отдельно от связки, имевшей отношение к кооперативу, и отпер дверь. И тут же из кухни в прихожую, навстречу ему, вышла женщина, которой он сказал ласково:
- Ну, вот и я, мамочка.
- Ну, что? - спросила мама, не дав даже сыну времени, чтобы войти в комнату.
- Плохо, - сказал он, разводя руками. - Как горох об стенку.
- Наверное, - сказала мама недоверчиво, - ты как-нибудь не так разговаривал.
