спала у дверей магазина. Она укрылась старым изорванным одеялом, а ее скудные пожитки – две картонные коробки и грязный белый зонт – были связаны веревочкой, конец которой старуха обмотала вокруг запястья, – простейшая защита от воров. На голове у бабки была шерстяная шапочка с помпоном непонятного цвета.
Ричард достал бумажник и вытащил оттуда десять фунтов. Нагнулся и вложил бумажку в руку старухи. Она резко проснулась и открыла глаза. Несколько секунд она изумленно разглядывала купюру подслеповатыми глазами.
– Это еще что? – сонно проворчала она, недовольная тем, что ее разбудили.
– Это вам.
Старуха развернула банкноту и запихнула ее в рукав.
– Чего тебе? – подозрительно спросила она.
– Ничего. Мне ничего не надо. Вообще ничего, – сказал Ричард и вдруг понял, что так оно и есть. Он действительно ничего не хочет – и это страшно. – С вами когда-нибудь бывало такое, чтобы вы получили все, что хотели, а потом оказалось, что на самом деле вы хотели совсем не того?
– Не-а, – ответила старуха и потерла глаза. – У меня никогда не было всего, что я хотела.
– Я думал, что мне все это нужно. Думал, что хочу нормальной жизни. Не знаю, может быть, я сошел с ума. Может быть. Но если нет ничего другого, тогда я не хочу быть нормальным. Понимаете? – Она покачала головой. Он сунул руку в карман. – Видите? – он показал ей нож. – Умирая, мне дала его Охотница.
– Пощади меня! Я ничего плохого тебе не сделала.
– Я стер с лезвия ее кровь, – продолжал Ричард, и в голосе его слышалась одержимость. – Охотник всегда заботится о своем оружии. Граф посвятил меня в рыцари и освободил от Нижнего мира.
– Я не понимаю, о чем ты говоришь. Пожалуйста, убери нож. Вот так.
Ричард повертел в руке нож, а потом подошел к стене рядом с дверью, у которой спала старуха, и провел по кирпичу три длинные линии – одну горизонтальную и две вертикальные.
– Ты что делаешь? – испуганно спросила старуха.
– Дверь.
Старуха фыркнула.
– Ты бы лучше спрятал нож. А то арестуют – все-таки холодное оружие.
Ричард поглядел на дверь, которую только что нарисовал. Убрал нож в карман и принялся молотить кулаками по стене.
– Эй! Вы меня слышите? Есть здесь кто-нибудь? Дверь! Кто-нибудь!
Ему было больно, но он все равно продолжал колотить по кирпичной кладке.
А потом вдруг успокоился.
– Простите, – сказал он старухе.
Она не ответила – то ли опять заснула, то ли притворилась, что более вероятно. Ричард уселся на тротуар думая о том, как же он мог так испортить себе жизнь. Обернувшись, он поглядел на стену, на которой нарисовал дверь.
В стене темнел проем. А в нем, театрально скрестив руки на груди, стоял человек. Он не двигался до тех пор, пока не убедился, что Ричард его видит. А потом широко зевнул, прикрыв рот темной рукой.
– Ну? – нетерпеливо спросил маркиз Карабас, вскинув бровь. – Идешь или нет?
Ричард мгновение глядел на него, а потом кивнул, не решаясь заговорить, и поднялся с тротуара.
И они ушли в проем, за которым была темнота, вместе, не оставив ничего в этом мире.
Даже двери.
Благодарности
Я хочу поблагодарить всех, кто читал эту книгу, все ее многочисленные версии, за тот вклад, который они внесли, за их ценные предложения и советы, в особенности Стива Берста, Марту Соукап, Дейва Лэнгфорда, Джин Вулф, Синди Уолл, Эмми Хорстинг, Лорейн Гарланд и Келли Бикмен.
Отдельное спасибо за помощь Дугу Янгу и Шиле Эйблмен из «BBC Books», и Дженнифер Херши и Лу Ароника из «Avon Books». Кроме того, я хотел бы поблагодарить всех, кто приходил мне на помощь, когда роман начинал распадаться на первичные элементы.
Спасибо «Norton Utilities».
И наконец, спасибо Питу Аткинсу за работу над последней версией этой книги.
Примечания
1
В настоящем издании пролог приводится в первоначальном виде. Прим. ред.
2
Понимающему достаточно немногого (лат.)
3
Полностью цитата выглядит так: «Вот чего не могу понять, – сказал он сам себе, – это почему считается, будто деревенские названия поэтичней лондонских. Доморощенные романтики едут поездами и вылезают на станциях, именуемых “Дыра на дыре” или “Плюх в лужу”. А между тем они могли бы прийти своими ногами и даже поселиться в районе с загадочным, богоизбранным названием “Лес святого Иоанна” Оно, конечно, меня в Лес святого Иоанна дуриком не заманишь: я испугаюсь. Испугаюсь нескончаемой ночи среди мрачных елей, кровавой чаши и хлопанья орлиных крыльев. Да, я пуглив. Но ведь это все можно пережить и не выходя из вагона, а благоговейно оставаясь в пригородном поезде.» (
4