на другой просто не позволяли таскать за собой лишнее. Смена белья и пара полотенец, летные карты, карандаши, несколько личных мелочей и дневник — вот и все, что им требовалось. Всё это помещалось в небольшом чемодане. Каждый пилот имел такой чемодан, на котором была написана его фамилия. Надпись на чемодане Канно была несколько необычной. Она гласила: «Личные вещи покойного капитан-лейтенанта Наоси Канно». В традициях японских вооруженных сил было присваивать погибшим в бою офицерам следующее воинское звание. Отметим, что Канно написал это еще до того, как начались операции камикадзэ.
Ближе к концу сентября 201-я авиагруппа узнала, что из Японии вскоре прибудут новые истребители «Зеро», которые должны восполнить наши многочисленные потери. Мы должны были отправить пилотов в Японию, чтобы принять эти самолеты на заводе. Мы могли без всяких проблем найти для этого достаточное количество рядовых, так как они рвались побывать дома, хотя бы пару дней, после того как прослужили за морем так долго. Но выбрать офицера, который будет командовать группой, было совсем нелегко. Мы решили послать того офицера, который дольше остальных прослужил вдали от дома. Им оказался Канно.
Против всех ожиданий, Канно это решение совсем не понравилось, и он сразу высказал свое неудовольствие. «Вскоре на этих островах начнутся решающие бои. Если я отправлюсь домой, то могу пропустить их. Пожалуйста, найдите кого-нибудь другого». Его слова прозвучали совершенно искренне, и то, что это сказал «покойный капитан-лейтенант Канно», нас совершенно не удивило. Но мы должны были проявить твердость. Действительно, тот, кому предстояло сейчас лететь в Японию, мог пропустить надвигающуюся битву. Однако командир выбрал Канно и отдал прямой приказ, поэтому тот неохотно подчинился. Вскоре после того, как наши летчики прибыли в Японию, противник высадился на Лейте.
Канно тут же отправил телеграмму в наш штаб в Ма-балакате, требуя разрешения на немедленное возвращение. Мы ответили, что он должен возвращаться, согласно приказу, с новыми самолетами. Но завод, как обычно, не успел закончить работу в срок, поэтому Канно вернулся на Филиппины только в конце октября, после того, как завершилось формирование частей камикадзэ.
Когда мы в Мабалакате узнали, что он отправился в обратный путь, кто-то из офицеров сказал: «Когда он окажется здесь, готов спорить, он скажет: «Эта проклятая операция началась именно тогда, когда я предсказывал». Когда звено новых истребителей Канно прилетело в Мабалакат, он, вероятно, удивился, почему его слова были встречены дружным смехом. Выбравшись из кабины, Канно первым делом произнес: «Эта проклятая операция началась именно тогда, когда я предсказывал».
Вот таким был лейтенант Канно, о котором подумал Тамаи, когда ему пришлось выбирать командира после первого предложения начать специальные атаки. Я знал, что если бы Канно остался на Филиппинах, он потребовал бы, чтобы его назначили командиром первого отряда самоубийц. Поэтому я совершенно не удивился, когда после возвращения из Японии он отыскал меня и крайне недовольно сказал: «Капитан 2 ранга Накадзима, я хотел бы получить назначение на место Секи!»
Я ответил: «Будьте разумны, Канно. У вас еще будет достаточно возможностей. Кто будет первым, а кто вторым, не имеет значения. В прошлом вы никогда не искали славы. Почему сейчас вы заговорили об этом?»
Он ответил: «Все, что вы говорите, верно. Но я все равно хотел бы стать первым камикадзэ».
Он продолжал требовать, пылко и настойчиво, официально и приватно, чтобы его включили в подразделение самоубийц. Но все его аргументы и требования неизменно отвергались. Летчики его класса были слишком нужны для сопровождения камикадзэ и перехвата вражеских самолетов, чтобы использовать их иначе.[3]
Вклад адмирала Аримы был не менее значителен, тем более что он совершил свой знаменитый поступок за неделю до того, как адмирал Ониси организовал первое подразделение камикадзэ.
Арима командовал 26-й воздушной флотилией в Маниле и был прямо-таки живым воплощением отличного командира. Внимательный и скрупулезный, дотошный и методичный, он всегда ходил в полной форме, даже под палящим солнцем тропиков. Невысокий и худощавый Арима всегда говорил тихо и вежливо. Он происходил из семьи последователей Конфуция, которая несколько веков служила феодальным владыкам Кагосимы, находящейся на юге острова Кюсю. В редкие моменты отдыха он перечитывал потрепанную книжку, которая давным-давно потеряла обложку. Когда кто-то спрашивал его, что это за книга, Арима усмехался и отвечал: «Эта книга моего дедушки по военной тактике». Адмирал всегда вел себя спокойно и сдержанно, поэтому никто не мог предположить, что он способен на отчаянный поступок.
Штаб 26-й воздушной флотилии в Маниле располагался в здании, выстроенном на западный манер, и у адмирала Аримы там имелась удобная квартира. Однако он предпочитал жить в крошечной хижине рядом со своим командным пунктом на аэродроме Николе. В хижине помещалась только раскладушка. Когда на аэродроме наступало затишье, офицеры часто предлагали ему отдохнуть или отправиться перекусить, но адмирал неизменно отвечал: «Здесь воздух лучше. Я полагаю, это самое здоровое место».
Впервые американские авианосные самолеты атаковали Манилу 21 сентября. Из-за неполадок наших радаров, неуверенных действий наблюдателей и плохой системы связи атака застигла авиабазу Николе врасплох. Адмирал Арима находился прямо на летном поле, руководя взлетом истребителей под градом американских бомб и шквалом пуль. Он отказывался покинуть открытый командный пункт почти до конца атаки. Когда один из молодых офицеров встал рядом с адмиралом в качестве живого щита, тот сдался. Потом Арима ядовито сказал: «Мне пришлось уйти в убежище, потому что энсайн Ка-намару, судя по всему, решил умереть вместо меня».
Сентябрьские налеты вражеской авиации оказались только прелюдией к новым более мощным ударам. В середине октября Верховное командование заявило: «Благополучие нашей родины зависит от грядущей битвы, и каждый должен сделать все, что только может».
Что это означало? Пилот на своем самолете бросается в бой с врагом и делает все, что только может. Но что должен сделать адмирал, который командует битвой? Тактическими операциями руководят командиры эскадрилий, которые также делают все, что только могут. Каким же образом командир воздушной флотилии может сделать всё?!
Адмирал Арима нашел ответ на этот вопрос в своем сердце. 15 октября к востоку от Лусона было замечено американское оперативное соединение. Было принято решение атаковать его всеми имеющимися самолетами, как армейскими, так и флотскими. Когда самолеты 26-й флотилии были подготовлены к вылету с аэродрома Николе, адмирал Арима неожиданно заявил, что лично поведет их. Пока адъютанты и штабные офицеры пытались переубедить его, адмирал сорвал свои петлицы и занял место в головном самолете второй волны, которая состояла из 13 бомбардировщиков «Бетти», 16 «Зеро» и 70 армейских истребителей. В 15.54 Арима заметил вражеские корабли на расстоянии 240 миль по пеленгу 65° от Манилы и сразу приказал всем самолетам атаковать. Его собственный самолет нанес удар первым, протаранив вражеский авианосец.[4]
Война быстро приближалась к неизбежному и катастрофическому концу. Командирам теперь приходилось сражаться, проявляя сверхчеловеческую отвагу. Вероятно, именно об этом думал адмирал Арима, когда отправлялся в полет, из которого не было возврата.
Так осенью 1944 года ярко проявилась непривычная для Запада японская мораль, или дух камикадзэ, называйте это как хотите. Свое предельное воплощение она нашла в атаках камикадзэ, кульминации, столь же ужасной, как и обстоятельства, ее породившие.
Глава 6
Октябрь 1944 года. Себу
После моего возвращения в Мабалакат из Манилы утром 20 октября капитан 2 ранга Тамаи немедленно ввел меня в курс дел по организации нового корпуса специальных атак. Он сообщил: «Накадзима, звено «Ямато» отправляется в Себу сегодня во второй половине дня. Вы будете сопровождать его вместе с 3 другими самолетами. В Себу вы должны сформировать еще одно звено специальных
