— Как? — спросил Фейд. Он нашел эту тему чрезвычайно интересной. — Любому известно, что ниспровергнуть Империал-ответвление невозможно!
— В другой раз, — сказал Барон. — Продолжай, Питер!
— Руками Уйе, — продолжал Питер, — мы подбросили Хавату интересные подозрения. Самым смелым было то, что мы осмелились рекомендовать его вниманию ее.
— Ее? — переспросил Фейд.
— Саму леди Джессику, — сказал Барон.
— Ну, не грациозно ли? — спросил Питер. — Хават кинулся навстречу этой возможности, поскольку она могла сильно упрочить его положение ментата. Он мог бы даже попытаться устранить ее физически.
Питер нахмурился.
— Но я не думаю, что он смог завершить это дело до конца.
— Это ты бы не хотел этого, — сказал Барон.
— Не отвлекайте меня, — сказал Питер. — Пока Хават будет заниматься леди Джессикой, мы еще больше отвлечем его внимание восстанием нескольких гарнизонов в городах. Они, конечно, будут подавлены и Герцог должен поверить, что достиг необходимой безопасности. Потом, когда наступит момент мы дадим сигнал доктору и выступим сами…
— Давай, расскажи ему об этом, — сказал Барон.
— Мы двинемся, подкрепленные силой еще двух ментатов Сардукаров, переодетых в нашу форму.
— Сардукаров! — выдохнул Фейд. Он знал об этих ужасных имперских войсках — немилосердных убийцах.
— Видишь, как я тебе доверяю, Фейд, — сказал Барон. — Да же намек на это обстоятельство не должен достичь другого великого Дома, иначе Ландерсаад мог бы выступить, объединившись против Имперского Дома, и начался бы хаос.
— Главное вот в чем, — сказал Питер. — Поскольку Дом Харконненов используется для того, чтобы выполнять черную работу для Империи, мы все же будем в преимуществе, и, если умело использовать его, оно может принести огромное богатство и власть, которой никогда не будет у другого дома Империи.
— Ты, Фейд, понятия не имеешь, что поставлено на карту. У тебя не хватит воображения представить эту величину, начиная с того, что мы будем иметь постоянное представительство в компании СНОАМ.
Фейд кивнул. Богатство — это, конечно, вещь, тем более, что пути к нему идут через эту компанию. Ведь каждый благородный Дом черпает из ее казны, когда это возможно — все зависит от власти представителей правления директоров. А совет представляет собой образец политической власти в Империи, превосходящую установленную официальным путем выборов Ландерсаада; который в свою очередь уравновешивает влияние императора и тех, кто его поддерживает.
— Герцог Лето, — продолжал Питер, — может попытаться бежать к Свободным на краю пустыни. К ним же может и отослать семьи. Но все пути блокированы агентами Его Величества. Один из них, Кайнз, может помните его?
— Фейд его помнит, — сказал Барон. — Продолжай.
— Не слишком-то вы любезны, Барон.
— Продолжай! Я приказываю! — крикнул Барон. Питер пожал плечами.
— Если дело пойдет так, как планируется, то Дом Харконненов будет иметь поместья на Арраки в течение стандартного года. Ваш дядя получит разрешения на эти поместья. Его личный агент будет править там.
— Больше доходов, — сказал Фейд.
— Конечно, — согласился Барон.
— И Великие Дома будут знать, что только Барон смог уничтожить Атридесов, — добавил Питер.
— Да, они будут это знать, — выдохнул Барон.
— Самое интересное, что все это знает и Герцог, — сказал Питер. — Он и сейчас чувствует ловушку.
— Это правда, — сказал Барон и в его голосе послышались неожиданные нотки печали. И он ничего не может поделать. Да же жалко его.
Барон отошел от глобуса. И когда он вышел из тени, вся его фигура показалась во всем своем великолепии — огромная и чудовищно полная. И только ноги были слишком тонкими для такого тяжелого тела.
— Я голоден, — пробормотал Барон и, потирая огромные губы рукой, посмотрел на Фейда маленькими глазками над большими мешками. — Пойдем поедим перед дорогой.
* * *
«Это сказала А. Алия-найф: „Преподобная Мать должна сочетать соблазнительные хитрости куртизанки с нетронутой величественностью девственной богини, держа эти части в равновесии так долго, насколько позволяет ее юность. А когда молодость и красота исчезают, место равновесия занимают коварство и находчивость“».
— Ну, Джессика, что ты теперь скажешь? — спросила Преподобная Мать.
Это происходило в Кастель Келадане в день тяжелого испытания Пола. Обе женщины находились в комнате Джессики одни, а Пол был в соседней.
Джессика стояла у окон, выходящих на юг, глядя в путаницу красок заката над рекой. Она расслышала вопрос и все еще не могла решить, как ей себя вести.
Она вспомнила про это испытание и прошептала:
— Бедный Пол…
— Я задала тебе вопрос! — голос старухи был раздраженным и настойчивым.
— Что? О!.. — Джессика оторвалась от прошлого и повернулась к старухе, сидящей у стены между двумя окнами, выходящими на восток. — Что же вы хотите, чтобы я сказала?
— Что я хочу? Я хочу, чтобы заговорила ты, — и в голосе старухи звучала тяжелая издевка.
— Да, у меня сын, — вспыхнула Джессика, хотя и понимала, что ее намеренно вводят в состояние гнева.
— Тебе было велено рожать для Атридесов только дочерей!
— Это так много для него значило! — взмолилась Джессика.
— И ты со своей гордостью смогла произвести на свет Квизац Хадераха!
Джессика подняла голову.
— Я знала, что это необходимо.
— Ты думала, только о том, что твой Герцог желает сына! — рявкнула старуха. — А желания Герцога не рассчитывались. Дочь могла бы стать невестой наследника Харконненов. Ты безнадежно усложнила дело. Теперь мы можем потерять весь наш род.
— И вы небезгрешны, — сказала Джессика.
Она храбро выдержала взгляд старухи. Та вдруг пробормотала.
— Что сделано, то сделано!
— Я поклялась никогда не менять свои решения, — подтвердила Джессика.
— Как благородно, — рявкнула старуха. — Никаких сожалений. Посмотрю, как ты будешь предлагать цену, когда рука каждого человека будет подниматься на тебя, чтобы вымолить свою жизнь и жизнь своего сына.
Джессика побледнела.
— И нет никакого выбора?
