себе рты и кричим неразборчиво, еле слышно: «А-о-ум!!!» Высоко уже, значит, поднялись…
Все «артековцы» направились в пионерскую комнату, а тёти пошли протирать скамейки.
Галку дядя оставил – учиться открывать и закрывать занавес.
А мы репетировали. Жора до сих пор не принёс из дому Жучка и ходил, лаял, подняв кверху голую руку. Левон Иванович не выдержал, прогнал его. Потом порвались нитки, за которые надо было поднимать «на небо» шары-эрпиды. «О господи! Как пережить этот день?!» – Левон Иванович сел на табуретку, схватился за голову. Потом отправил всех на обед, а сам остался с Галкой – будут, наверно, ремонтировать подъёмное приспособление.
Какие мы были чудаки! Хотели всё удержать в тайне до дня «П»! Хотели всё сделать только своими руками!.. А тут и взрослые подключились, и старшеклассники, а всей работы никак не переделать. А может, так и надо было? Может, у дяди Левона такая задумка и была? Чтоб побольше людей втянуть в общее дело…
Прибежал я с обеда, а у двери шестого дома уже никого нет и под окнами нет. Все внутри, из комнаты слышен гул и гам.
Дёрнул ту дверь, через которую идут на сцену.
– Где Жора? – набросились на меня ребята. – Начинать уже пора!
Левон Иванович нервно расхаживал по сцене, сцепив руки за спиной. Вынул стеклянную трубочку с таблетками, вытряс одну – и в рот.
Вдруг зашевелился занавес, под него просунул голову, а потом вполз на четвереньках на сцену Жора. За собой тащил школьный ранец.
– А наро-о-оду! Не пробиться, не протолкаться! Сзади на скамейки с ногами забрались! – восхищался он.
– Молодой человек! Ты меня доведёшь до инфаркта! – помахал у него перед носом пальцем дядя Левон. – По своим местам, быстро.
Галка схватилась за шнур, смотрит на Левона Ивановича: «Уже?» Занавес всколыхнулся и медленно раздвинулся в стороны. Не всю сцену Галка открыла, а только на ширину ширмы. Тром-м! Трем-м! Тринь! – подала голос гитара. Го, так ведь это Валерка! Спрятался в уголке, делает «музыкальное сопровождение». И когда Левон Иванович успел с ним договориться?
Павлуша запел дрожащим голоском:
– Нам не страшен серый волк! Серый волк! Где ты бродишь, гадкий волк? Фью, фью… – Губы у него дрожали, и свист не получался.
Наша Марина и то лучше свистит. А своего Ваньку он вёл хорошо! И пританцовывала кукла, и под кусты заглядывала, и хмыкала – нашла что-то…
Опять Павлуша-Ванька засвистел: где Жучок? А Жора наклонился над ранцем, копошится, никак не вынет собачку. Вдруг и Павлуша разинул рот, и мы разинули: Жора поднял на руке не чёрного Жучка, а рябого, разукрашенного белыми кружочками. Жучка шили как куклу-перчатку, как будто он всё время ходит на задних лапах. Сказка, чего не бывает. А у этой и ноги задние появились, болтаются как привязанные, и хвост завёрнут баранкой на спину. Хвост рыжий и пушистый, как у белки… Может, и бывают собаки с кружочками, но чтоб сам был чёрно-белый, а хвост рыжий – сроду не видел!
Живот Жучка застёгнут на замки-»молнии». Два замка вшиты: от передних лап к пупку и от задних к пупку. Железки, за которые браться, болтаются посреди живота. Ещё одна «молния» пришита сзади – снизу к хвосту. Сейчас сзади было расстёгнуто, и Жора держал Жучка, просунув в него руку.
Левон Иванович сидел на табуретке возле самой ширмы, держал «камень»-шар, на который должен был сесть Ванька. Я стоял рядом наготове – лопнет шар, и надо будет выставлять из-за ширмы Эрпида-один. Вижу, дядя Левон наклоняется, подаётся вперёд, всматривается в Жучка и Жорины проделки и вдруг выпрямляется, стонет.
– Занавес! – шепчет Галке, громко, на весь зал. Хотел, чтоб закрыла, чтоб прекратить представление.
– Шире? Шире нельзя, вы же показали докуда! – шепчет и Галка. Не поняла!
– А-а-а… – застонал опять Левон Иванович. Шар в его руках пошатнулся, и я поддержал левой рукой. – Текст!
Павлуша вздрогнул, словно проснулся, повёл Ваньку дальше. Хорошо вёл, только дети хохотали даже тогда, когда никакого смеха не предвиделось. Жучок потешал: то оба уха подымал-опускал, то одно топырил кверху, то становился на три лапы, а четвёртую поднимал на куст, то пробовал ходить на передних лапах. Жора, как фокусник, дёргал за какие-то нитки и проволоки, засовывал в Жучка то одну руку – снизу и сзади, то сразу две через живот накрест. Одна вертела голову Жучка, другая – зад и хвост. Только забывал Жора, на какой высоте держать руки: то лишне высоко подымал собачку, то чересчур низко опускал. Наконец он надолго опустил Жучка на все четыре ноги. А замок, который под хвостом, не задёрнул до конца – заело, наверно. И в зале начали стонать и визжать от смеха, аплодировать. Хохотали и мы, хоть артисты не должны смеяться, как бы ни было смешно.
Один дядя Левон не хохотал, а всё больше краснел, лицо покрывалось потом. Он тяжело дышал и тряс на Жору кулаком:
– Действие! Текст!
Сдвинулись опять с места. И хорошо всё шло, только один раз из-за Жориных фокусов я забыл слова, и мне подсказал их Левон Иванович. Он всю пьесу знал назубок!
Дошло действие до встречи с медведем. Жора-Жучок поднял на медведя такой лай – хоть затыкай уши! Бросается на него, как Моська на слона, со всех сторон и вдруг – хвать медведя за бок! Зарычал, затряс Жучок головой, зарычал, точно хотел на куски медведя разорвать. Стащил дядю Левона с табуретки. Совсем не по пьесе были эти Жорины штучки. Дядин медведь заревел страшным голосом – рассердился! – подмял под себя собачку, пригнул за ширму.
– Визжи! Вой! – зашипел дядя на Жору.
– А-яй! А-яй! А-яй! – завопил, заскулил Жора.
А дядя в это время отцеплял Жучка от медведя. Пришил, оказывается, Жора к собачьему носу рыболовные крючки!
И всё-таки первое действие закончили под бурные аплодисменты…
Павлуша, как неживой, упал на дядину табуретку, запрокинул голову и закрыл глаза. Белый как мел! Левон Иванович обмахивал его платком, как боксёра на ринге. А Валерий принёс в стакане воды и брызгал на Павлушу, давал ему пить.
Левон Иванович чуть отодвинул занавес, выглянул в зал.
– Товарищи взрослые! Откройте окна, иначе задохнёмся все!
Оставил дядя Левон занавес, а он опять заколыхался, снизу показалась голова тёти Клавы.
– Сынок, почему же ты не выступал? Выкинули тебя? – спросила она громко.
– Ещё буду! – шмыгнул носиком Вася.
– На, подкрепись! – тётя Клава протянула две пачки мороженого.
Начали второе действие, а Васина Танька шипит, как клубок гадюк, в зале ничего не слышат.
– Звук!!! – надрываются дети.
– Говори: «Собачка, почему ты такая удивительная? Ты не настоящая? Сейчас мы с тобой погуляем, побегаем!» – подсказала ему тётя Клава из зала – голос что гром.
Дети в зале начали хохотать, шикать друг на друга:
– Тише! Тише!
Когда поняли, кого водит на ремешке Танька, закричали:
– Отпусти его, мучителька! Ведьма! Это – Эрпид-два!
Жора и в другом действии фокус выкинул. Встречаются Ванька, Эрпид-один и Жучок с Танькой. Они должны были Таньку немного поругать, и всё! А Жора словчился – трах лапой Жучка по Таньке! Лапа и прицепилась, как кошкина, и она была с крючками! Дёрг, дёрг – тр-р! Вырвал кусок платья Таньки.
– Правильно! Так ей и надо! – вопят в зале.
А в пьесе такого нет, чтобы рвать платье!.. Вася пустил Таньку драться с Жучком (тоже не по пьесе!). Зацепили дом на палке-треножке, зашатался он, как от землетрясения. Дядя Левон наклонился, подскочил к ним, рванул за руки, чтоб куклы опустились вниз. Расцепил их, разнял, дал по щелчку в лоб.
