только оно спасет от деградации, духовного и физического вырождения и не позволит вдруг оказаться 'захороненным заживо'. На этом сегодня настаивают отнюдь не советские коммунисты, а западные неоконсерваторы, авторы моделей перестройки Америки, Японии, Западной Европы. А раз так, то в сложившейся ситуации жизненным интересам нашего общества отвечают, как это ни парадоксально, ныне им отторгаемые типы социального поведения, такие, как супертрудолюбие, сфокусированная рациональность, вера в труд как высшую ценность, самодисциплина, способность отсрочки вознаграждения с ее внутренней ориентацией на будущее, воля к преодолению пределов своих возможностей, рассматриваемая как высшая цель жизни, свой шанс оставить, по словам У. Фолкнера, 'хоть крошечный шрам на лике великого Ничто'. На этом типе ценностной ориентации базируется любой проект форсированного развития любого общества: будь то индустриальная революция XVIII века, реформы Рейгана в США, реставрация Мэйдзи в Японии, революция Петра Великого в России или грандиозный план Красина – Кржижановского, известный под искаженным названием 'сталинская индустриализация'. Сейчас мы на пороге нового сверхусилия. Это та истина, хотя и прискорбная, но абсолютно неопровержимая, от которой не удается спрятаться в вату конформных призывов и деклараций, когда под аккомпанемент рассуждений о 'Покаянии' у нас на деле в слоях, претендующих на социальное лидерство, господствуют выставляемая напоказ роскошь, дешевое купечество, плохо скрываемое презрение к созидательному труду, то есть социальные тенденции, одинаково признанные во всем мире симптомами деградации и вырождения.
В бродиле криков о тотальной капитуляции всей системы ценностей, на которой держалось наше общество, растворилось даже то исконное презрение к вору, которое казалось неискоренимым. Все чаще слышны призывы видеть в жулике, 'теневике' спасителя нашей страны. Мы вынуждены констатировать, что общество впадает в очередной коллективный психоз, стремясь заполнить создаваемый им же самим вакуум частнособственнической утопией.
В условиях глубокого кризиса и предшествующей ему более чем четвертьвековой стагнации такая утопия несомненно играет на руку реальным интересам определенных сил внутри страны и за рубежом. Необходим подробный анализ характерных черт этих сил, а также того, насколько далеко простираются их политические претензии.
3. РАССТАНОВКА ПОЛИТИЧЕСКИХ СИЛ ВНУТРИ НАШЕГО ОБЩЕСТВА. СОВЕТСКАЯ КРИМИНАЛЬНАЯ БУРЖУАЗИЯ – ВЕДУЩАЯ СИЛА ДЕСТРУКЦИИ И РЕГРЕССА
Криминальный мир переживает 'новый ренессанс' в планетарном масштабе. События в Колумбии, серия политических убийств последней четверти XX столетия, вышедшая на поверхность деятельность политического монстра П-2 – это лишь поверхностные симптомы глубинного и мощного политического процесса.
В нашей стране, как нигде в мире, отсутствует сегодня понимание взаимосвязи этого процесса с фашизмом, принесшим человечеству неисчислимые бедствия и сегодня более чем когда-либо готовым снова поднять голову.
На Западе исследованиям такого рода посвящены сотни монографий, отчетов, докладов, различного рода аналитических материалов. И лишь советская общественность пребывает в блаженном неведении по части того, каков сегодня экономический потенциал всемирного криминалитета и не является ли он одной из ключевых надправительственных структур, готовых к предоставлению услуг по управлению миром в XXI столетии. Лишь в нашей стране отсутствует понимание того, что криминалитет есть нечто принципиально отличное от воровской шайки, что криминальная экспансия охватывает все сферы бытия нашей цивилизации, что всемирная, международная преступность всерьез политизирована, имеет свои модели решения противоречий нашей цивилизации, выступает 'спонсором' определенных направлений научных исследований, касающихся новых моделей управления человеком и человечеством, что борьба США с наркомафией в Латинской Америке отнюдь не проходной эпизод в жизни этой сверхдержавы, а предельно напряженная схватка с неопределенным исходом. Схватка за жизнь между носителями либерально- универсалистской мировоззренческой ориентации и держателями совсем иной, альтернативной политической установки.
Мы утверждаем, что на данном этапе развития цивилизации нигде во всем мире криминалитет не представляет такой серьезной опасности, не является столь мрачной и зловещей силой, как в нашей стране.
Мы считаем необходимым, насколько это возможно при тезисном изложении, обосновать это утверждение, поскольку, с нашей точки зрения, варианты политического решения накопившихся проблем коренным образом зависят от того, какой вес мы придадим этому политико-криминальному фактору. Любой реформаторский замысел, не учитывающий этот фактор, утопичен, любая гуманистическая модель, не вводящая его в число исходных параметров, способна обернуться огромным злом, непоправимой бедой.
Анализ так называемого предкапиталистического периода развития цивилизации, анализ структуры первоначального накопления капитала позволяет утверждать, что хаос, бедствие, катастрофическое обнищание большей части населения приводят к стремительной концентрации средств в руках тех, кто обеспечивает распределение 'ресурсов жизни', таких, как безопасность, минимум продуктов питания, медикаменты, транспорт, жилье. Рост потребности в предметах первой (витальной) необходимости в сочетании с сокращением объема их производства ведет к монопольно высоким ценам на все необходимое для того, чтобы сохранить жизнь. 'Черный рынок' порождает 'черный' криминальный капитал, несовместимый с демократией, опирающийся на организованную преступность со своими законами ('черным кодексом'), своей государственностью (пиратские королевства). И одновременно с развитием структур белого капитализма в XIX и особенно в XX веке шло бурное развитие черного капитала, неоднократно, а в ряде случаев и небезуспешно претендовавшего на передачу ему всей полноты государственной власти. Этот механизм хорошо известен, подробно исследован, и лишь существующим в нашей стране информационным вакуумом объясняется то, что при всем обилии скандальных разоблачений, при огромном накале антикоррупционных настроений общество остается в неведении по поводу механизма функционирования 'черной' экономики.
Достаточно детально изучены, прежде всего в Италии и ряде стран Латинской Америки, связи между тоталитарным чиновничеством и организованной преступностью. Существует особая категория специалистов – 'Виолентологи' (специалисты по насилию), которые, исследуя взаимоотношения чиновничества и преступности, показали, что роль 'первой скрипки' в этом союзе играют представители чистого криминалитета, тогда как тоталитарная бюрократия чаще всего выступает в роли так называемой 'группы прикрытия'.
Ничего принципиально нового советский тоталитаризм не привнес в этот 'черный процесс' – кроме масштаба.
Ни одна страна не претерпела в XX веке столько бедствий, сколько наша, и нигде в мире соответственно не было столь длительного периода, благоприятного для образования 'черного' криминального капитала. Гражданская война и нэп, коллективизация и вторая мировая война создали предпосылки для формирования внутри нашего общества нового класса – криминальной буржуазии. Это не пережиток старого общества, как пытались заявить теоретики 'сталинского закала'. Это отходы самой революции, социального регресса, пережитого нашим обществом, отходы колоссального катаклизма, по сути, малого апокалипсиса, который стране пришлось пережить, это своего рода родовая травма нового общественного строя.
К сожалению, сверхпопулярные романы 30-х годов, создававшие образ подпольного миллионера- одиночки, равно как и сенсационные разоблачения последних лет, до сих пор блокируют в общественном сознании восприятие подпольных бизнесменов именно как класса, давно связанного взаимными и международными обязательствами, наследственным капиталом, единством социальных, политических и экономических интересов, иерархией и региональным разделением труда. Образ 'цеховика', компенсирующего своей предприимчивостью абсурдность советской экономики и покрываемого советским
