— Ты хотел сказать, папа, что готов сопровождать мистера Хамфриза в любое время до ужина, поправила мистера Купера дочь, — мы ведь собирались в гости к Брасснетам. А поведешь мистера Купера в сад, не забудь ключи.
— Вы, наверное, знаете толк в садах, мисс Купер, — сказал мистер Хамфриз. Мне бы хотелось услышать ваше мнение относительно сада Холла.
— Насчет «знаю толк», мистер Хамфриз, это, пожалуй, слишком: я просто люблю цветы. Но про сад Холла всегда говорила, что его можно сделать просто прелестным. Нынче он старомоден и сильно зарос кустарником. Правда, там есть старый храм и лабиринт.
— Вот как? И вы его исследовали?
— Н-нет, — протянула мисс Купер, поджав губки и покачав головкой. — Мне очень хотелось, но старый мистер Уилсон всегда держал его запертым. Представьте себе, не пускал туда даже леди Уордроп (она живет поблизости, в Бентли, и, если уж на то пошло, действительно знает толк в садах). Потому-то я и напомнила отцу про ключи.
— Понятно. Что ж, видимо, мне придется проникнуть туда, а как только освою маршрут приглашу вас.
— О мистер Хамфриз, как я вам благодарна! Мисс Фостер (это дочь нашего священника; сейчас они на каникулах, очень милая семья) лопнет от зависти. Мы с ней всегда в шутку спорили, кому из нас удастся попасть в лабиринт первой.
По-моему, садовые ключи должны находиться в доме, — промолвил мистер Купер, вертевший в руках внушительную связку. В библиотеке точно висят какие-то… Ну что ж, если вы готовы, мистер Хамфриз, то попрощаемся с леди и отправимся на нашу маленькую экскурсию.
По выходе из парадных ворот дома мистера Купера Хамфризу пришлось буквально пройти сквозь строй, поскольку улица оказалась запруженной, будто бы случайно оказавшимися здесь, выйдя по делам или прогуляться, людьми. Мужчины приподнимали шляпы, женщины слегка приседали и все без исключения глазели на него с нескрываемым любопытством. В дальнейшем ему довелось обменяться несколькими фразами с женой привратника, надзиравшего за воротами парка, однако я не могу позволить себе тратить время на описание столь несущественных подробностей. Скажу лишь, что когда они одолели примерно половину пути между сторожкой привратника и домом, Хамфриз позволил себе поинтересоваться, что за человек был его покойный дядюшка, и, естественно, получил от своего спутника весьма обстоятельный ответ:
— Да, сэр, как совершенно справедливо заметила моя жена тот факт, что вы никогда не видели старого джентльмена, достоин всяческого удивления. Но все же — искренне надеюсь, мистер Хамфриз, что вы поймете меня правильно, — по моему глубокому убеждению, несмотря на кровное родство, общего между вами весьма немного. Не то чтобы я желал вымолвить хоть слово в осуждение покойного — упаси Боже! Ничуть! Но коли вы просите, я скажу вам, что он был за человек, — тут мистер Купер взглянул мистеру Хамфризу в глаза. Скажу без обиняков. Ежели в двух словах, то его можно назвать полнейшим, до мозга костей, валентудинарианцем. Да, это будет исчерпывающая характеристика, таким уж он был, сэр: законченным валентудинарианцем. Замкнулся, словно бы в ореховой скорлупе, и в жизни прихода совершенно не участвовал. Но вы ведь, наверное, нашли время ознакомиться с вырезкой из нашей местной газеты, которую я взял на себя смелость вам послать. Некролог был написан мною, и, как надеюсь, в нем выражена самая суть. Однако, мистер Хамфриз, прошу вас, — тут мистер Купер выразительно постучал себя по груди, — не подумайте, будто я имею в виду что-либо кроме похвалы — самой искренней похвалы! — несравненным достоинствам покойного, вашего родича и моего работодателя. Первейшим из них, мистер Хамфриз, была честность. Да, сэр, его отличали честность, великодушие и отсутствие предрассудков. Он имел чувствительное сердце и щедрую руку. А несчастьем его — если можно так выразиться, «камнем преткновения» — явилось слабое здоровье.
— Да, бедный дядюшка… Скажите, помимо обычной старческой немощи, были ли его последние дни омрачены какими-либо особыми недугами?
— О мистер Хамфриз, как это верно сказано насчет немощи! Искра, медленно угасающая в очаге… данные слова мистер Купер сопроводил подобающим, по его мнению, жестом. — Медленно стихающий звон золотого гонга… Однако на ваш вопрос я должен ответить отрицательно. Жизненные силы покидали его, это так, но никаких особых страданий он не испытывал — разве что в последнее время ему сильно досаждал кашель. Э, да мы уже почти пришли. Чудесный особняк, мистер Хамфриз, не правда ли?
Надо признать, что в целом дом заслуживал подобного отзыва, хотя выглядел несколько необычно. Очень высокое здание из красного кирпича с непритязательным, почти полностью скрывавшим крышу парапетом, мощным фундаментом и внушительным парадным крыльцом производило впечатление городской постройки, неведомо как попавшей в сельскую местность. Высота строения еще больше бросалась в глаза из-за отсутствия крыльев: конюшни и прочие хозяйственные помещения были скрыты за деревьями. По внешнему виду Хамфриз отнес строительство дома приблизительно к 1700 году.
Стоило новому хозяину ступить на крыльцо, как парадная дверь распахнулась и на пороге его приветствовали недавно нанятые дворецкий и экономка, мистер и миссис Кэлтоп так, как ему уже сообщили, звали пожилых супругов и по внешнему виду, и по первым же словам, которыми он с ними обменялся, произвели на него самое благоприятной впечатление. Было решено, что на следующий день мистер Кэлтон покажет ему столовое серебро и винный погреб, а миссис Кэлтон поговорит насчет постельного белья, полотна и тому подобного: что имеется в достатке, а что не помешает и прикупить. Потом Хамфриз отпустил Кэлтонов, и Купер стал показывать ему дом, на описании которого, в силу того что в нашей истории она особой роли не играет, мы останавливаться не будем. Молодому владельцу приглянулись просторные комнаты на втором этаже, особенно большая, не уступавшая по размерам столовой библиотека с тремя высокими, выходящими на восток окнами. Непосредственно над ней находилась приготовленная для Хамфриза спальня. Библиотеку украшало множество недурных старинных полотен, среди которых имелось несколько весьма интересных. Вся мебель была отнюдь не нова, а среди книг едва ли нашлась бы изданная позже семидесятых годов. Ознакомившись с теми немногими переменами, что произвел в доме его дядюшка, а также полюбовавшись висевшим в гостиной его парадным портретом, Хамфриз пришел к выводу относительно полной правоты суждений Купера. Он едва ли мог скорбеть о кончине совершенно незнакомого человека, но испытывал благодарность по отношению к родственнику, то ли по доброте душевной, то ли вовсе неизвестно из каких побуждений обеспечившему благосостояние слыхом не слыхивавшего о нем племянника. Молодой человек уже начинал чувствовать, что Уилстроп, и прежде всего библиотека Уилстропа, — это место, где он может быть по настоящему счастлив.
Осмотрев дом, Хамфриз и Купер разумно рассудили, что пустые конюшни и прачечная могут подождать, потому направили стопы в сад. Вскоре правота мисс Купер, утверждавшей, что там найдется над чем поработать, стала совершенно очевидной. Равно как и правота ее отца, оставившего старого садовника. Возможно и даже скорее всего покойный не разделял современных взглядов на устройство садов и парков, однако во всем, что делалось под его приглядом, чувствовалась основательность, а набор садового инвентаря и вовсе не оставлял желать лучшего. Явное удовольствие, сквозившее во всех замечаниях и высказываниях Хамфриза, привело мистера Купера в восторг.
— Вижу, сэр, что вам здесь понравилось. Уверен, пройдет не так много времени, и вы превратите это место в настоящий Эдем. Жаль, нет Каттэрхэма — здешнего главного садовника он бы непременно вас встретил, когда бы его сын, бедняга, не слег с лихорадкой. Вот бы кому послушать да порадоваться, как по нраву пришелся вам сад.
Да, вы говорили, почему он не может меня встретить. Я ему сочувствую, а время познакомиться у нас еще будет. А что это белеет там, на холме, куда ведет травяная дорожка? Не тот ли храм, о котором упоминала мисс Купер?
Истинно так, мистер Хамфриз, Храм Дружбы. Возведен из мрамора, выписанного из Италии специально для этой цели дедом вашего покойного дядюшки. Не соблаговолите ли свернуть и подняться туда? С холма открывается прекрасный вид на весь парк.
По очертаниям это увенчанное куполом парковое строение напоминало храм Сибилл в Тиволи, хотя, разумеется, существенно уступало оригиналу в размерах. В стену были вмурованы рельефные могильные плиты, что создавало общую атмостферу хорошей музейной экскурсии. Купер достал ключ и не без труда
