давние, не от нынешнего перелета. Глаза блестели, словно ее лихорадило.
Ну и пусть!
Джордана с трудом удерживала слезы облегчения.
Несмотря на все заверения Рейфа во время путешествия, она боялась…, нет, она даже думать не хочет, чего она боялась. Хоть у каждого из них теперь своя жизнь, она все равно не могла представить себе мир без Патрика.
– Рейф сказал, что я нужна тебе.
– Была нужна. Когда-то.
Но больше не нужна. Она поникла, словно цветок под палящим солнцем.
– Извини. Я думала…
– Расскажи мне, что ты думала, Джордана. – В его голосе – холодном – звучала сталь. – Ты ведь даже не удосужилась толком объясниться со мной. Расскажи, Может, мне пригодится – для мемуаров.
– Патрик! – предостерегающе воскликнул Рейф.
– Не встревай, Рейф, – приказал Патрик, подходя и останавливаясь рядом с Джорданой.
– Слишком поздно. Я уже встрял давным-давно. И, прежде чем Патрик успел возразить, спросил: Хочешь напрямик? – Рейф в самолете вытянул из Джорданы правду и был потрясен до глубины души.
Какая низость! – Спроси ее о Маив.
– Маив! Она-то тут при чем? – Суженный взгляд Патрика перебежал с Джорданы на Рейфа.
– Действительно, при чем? – криво усмехнулся Рейф и, видя, что Джордане второй раз этой истории не осилить, повторил ее рассказ на одном дыхании.
Когда он закончил, Патрик, казалось, целую вечность не сводил с него глаз, прежде чем повернуться к Джордане.
– Черт бы ее побрал, эту негодяйку Маив! – взревел Патрик. Он был вне себя от ярости, но сильные руки на плечах Джорданы наливались нежностью. Черт бы побрал и тебя, Джордана! Так не доверять мне!
– Я доверяла, Патрик. Всегда.
– Доверяла! И все равно бросила! Господи, Джордана! Неужели ты считаешь меня идиотом? Если бы ты и вправду любила меня, то не сбежала бы из-за болтовни ревнивой стервы.
– Ты ошибаешься, Патрик, – холодным тоном произнес Рейф в надежде остудить ярость друга. – Именно потому, что она любила тебя, болтовня ревнивой стервы сработала, К тому же семена сомнения пали на благодатную почву, над которой сильно потрудилась когда-то Эмма Даниэль. Затравленный ребенок превратился в изумительную женщину, которая даже не пыталась привлечь к себе внимание. Которая полюбила упрямца, не желавшего ей признаться в ответном чувстве. Ничего мудреного, что она вновь стала сомневаться в себе. Джордана, так легко умеющая находить общий язык с детьми, поверила негодяйке, что она не вправе быть матерью. Особенно матерью твоих детей.
Рейф остановился, чтобы набрать воздуха, его взгляд скрестился со взглядом Патрика, и тот увидел боль и сострадание на лице, которое недалекие люди называли холодным. Патрик недоверчиво покачал
головой.
– Неужели я должен поверить, что тяжелое детство Джорданы стало причиной нашего разрыва?
– Смешно, не правда ли? – прорычал Рейф. – Тогда считай, что причиной разрыва стало твое тяжелое детство, напрочь отбившее у тебя охоту доверять людям, даже самым хорошим. Ты боялся признаться ей в любви.
– Боялся! – Патрик обернулся к другу, и пальцы, покоившиеся на плечах Джорданы, сжались в кулаки.
– Да, боялся, – спокойным голосом повторил Рейф, не обращая внимания на угрожающий вид друга. Бояться не стыдно, Патрик. Стыдно лишь позволять страху управлять твоей жизнью.
– Хватит, Рейф, – утробным голосом произнес Патрик.
– Хватит? – Зеленые глаза вонзились в синие, сверкавшие гневом. – В самом деле?
Патрик первым отвел взгляд и медленно закрыл глаза. Да, дети, пораненные эгоистичной жестокостью взрослых. Мальчик превратился в мужчину, полного горечи, сомневающегося во всех и каждом; девочка – в нежную женщину, сомневающуюся лишь в себе самой.
Все верно, Джордана оставила его не потому, что не любила, а потому, что любила слишком сильно.
Он любил Джордану, но боялся этой любви, поэтому его чувство к ней оказалось далеким от милосердия. Жесткий, скрытный, он все время оставлял что-то недосказанным. Джордана не верила, что она единственная его любовь. Если бы верила, выстояла бы против любых нападок. В этом его вина. Он ее не убедил, что она – любовь его, а не обуза. Что без нее не будет ни детей, ни земель в Шотландии, ни самого будущего.
Глаза Патрика открылись, встретились с глазами Рейфа. В них не было вызова.
– Ты прав.
Он снова обернулся к Джордане. Она не шевельнулась, не вымолвила ни единого слова. Измученная, похудевшая, она казалась затухавшим на ветру золотистым пламенем. И все же, узнав, что ему плохо, она пришла. Отважная, как всегда, как всегда, бескорыстная, ничего не ожидающая взамен и даже не подозревающая, как много она для него значит. Его чувство к ней – больше, чем любовь.
– Рейф прав. Я боялся. Боялся признаться в любви женщине, которая стала всем для меня. Но человек, которым я был, умер. Взгляни на меня, Джордана. Его руки снова лежали на ее плечах, уверенные, требовательные. – Взгляни сердцем и убедись, кем я стал.
Джордана, услышав нервную дрожь в его голосе, вспомнила нежного и пылкого любовника. А теперь он ранен и сдается. Устал сражаться. Обессилел.
Неужели она его довела до этого? Джордана потрясенно молчала, совсем потерявшаяся от усталости и горя, понимая только одно: по недомыслию она позволила злым людям разрушить свое счастье. Пора оставить его в покое, вот только взять с собой последнее воспоминание о нем – Джордана прикоснулась к Патрику, пробежала пальцами по обострившимся чертам его лица.
Память. Она останется.
Ей никогда его не забыть.
Пальцы ее задержались на его губах. Патрик шумно выдохнул. Его руки медленно скользнули по ее спине вниз, к бедрам, – и упали. Джордана тихонько вздохнула и отстранилась – так же медленно, как и он.
Он любил ее. Он в ней нуждался.
А теперь не любит.
Она сделала шаг назад, подальше от него, и, цепляясь за остатки мужества, прошептала:
– Извини, мой приезд сюда был ошибкой.
– Почему ты приехала, Джордана?
Она покачала головой – Теперь это не имеет значения.
– Имеет. Огромное значение.
Он приближался, вызывая в ней смятение резкой сменой настроения. Она не знала, что ответить. Чего он хочет в ответ.
– Почему, Джордана?
Ее знобило от усталости и волнения, а его Тело казалось ей пламенем, которое может согреть.
– Патрик… – Она качнулась ему навстречу, почти прижалась грудью к его груди. Вздрогнув, тут же отшатнулась и начала отступать назад, но его руки остановили ее.
– Скажи. – Он пробежал ладонью по ее волосам. Пожалуйста. Скажи правду.
На один безумный миг ей показалось, что она ослышалась, но уже в следующий она поняла, что нет.
Сердце на мгновение замерло, а потом возобновило свой неуверенный бег, такой же неуверенный, как и ее голос:
– Я приехала потому, что люблю тебя, Патрик.
В ответ он привлек ее к себе, прижал с такой силой, что она едва могла дышать.
– Вот что я мечтал услышать. Только это и имеет значение.
Ее щека покоилась у него на груди, и он не разжимал объятий. Оцепенение, усталость прошедших
