— Вы не просто беспечны, вы еще и немилосердны, — заметила Элинор.
— Я какое-то время платил за них, — буркнул он. — А когда спросил у моего стряпчего их адреса, он вручил мне платежный лист и скрылся с сотнями фунтов.
— Как все это странно.
— Он довольно долго присваивал деньги. — Подхватив горсть фиалок, он зашвырнул их на другой край бассейна. Теперь настала его очередь стыдливо прятать глаза.
— Надеюсь, они не в работном доме?
— Некоторые кое-где и похуже. В работном доме я отыскал моего сына Тобиаса, который вычищал канализацию на дне Темзы.
— Черт побери! — произнесла Элинор.
— Леди изволит браниться? — спросил он насмешливым тоном.
Она проигнорировала насмешку.
— Сколько лет Тобиасу? — спросила она.
— Тринадцать. А недавно я раскопал Вайолет, которой всего шесть, в борделе. Она так мала, что даже вообразить не могла, что ее там ждет. Она, к счастью, осталась нетронутой.
Элинор передернула плечами:
— Ужасно!
— Колину одиннадцать, его определили подмастерьем к ткачу.
— Всего три... а где остальные? И где их матери?
— Видите ли, — мрачно произнес он, — я предложил забрать у них детей, как только они родились. Я думал, что смогу позаботиться о них лучше, чем их беспечные матери. Но меня подвел мой проклятый стряпчий. Одна из них отказалась от моего вмешательства. Так что малышка Женевьева живет со своей матерью в Суррее.
— Значит, с ней все в порядке.
— Да, мой стряпчий прекратил ей платить, но она как-то выкручивалась.
— Зарабатывая прежним легким ремеслом?
— Нет, она переквалифицировалась в прачку, — покачал он головой.
Нотки отчаяния звучали в его голосе, смешанные со стыдом. Элинор не спешила его утешить.
— Итак, Тобиас, Женевьева, Колин и Вайолет. Замечательные имена. А где же еще двое? Почему вы не нашли, не защитили их всех? — Ей хотелось спросить, что он делает на балу при столь чудовищных обстоятельствах?
— Это девочки-близнецы, и я искал их.
— И не нашли?
— Их ищут агенты из полицейского суда с Боу-стрит. Они отыскали кормилицу, которой их передали вначале, но та уверяет, что их у нее забрали. Она говорит, будто бы их передали в сиротский приют. И тут выяснилось, что в Англии целая уйма сиротских домов, и близняшек в них также хватает.
— Но ведь известны их имена, их родственники...
— Мой новый стряпчий Темплтон говорит, что родственникам не сообщают адреса сиротских домов. Не положено. Никто не станет сообщать и отцу, где его дитя, о котором он раньше предпочитал не знать.
Вздохнув, Элинор повернула назад к ступеням.
Вильерс шагал рядом с ней.
— Этим утром мне сообщили, что близняшки примерно их возраста живут в приюте в Кенте, в деревне Севеноукс.
— Леди Лизетт Элис, дочь герцога Гилнера, живет там неподалеку. Она может быть вам полезной, поскольку любит возиться с бедняками, — объяснила Элинор.
— Как это странно, — произнес Вильерс. — Вот уже несколько дней мне хочется навестить герцога Гилнера.
Она не могла не заметить очевидное, такой визит был вполне понятен.
— Лизетт — еще одна герцогская дочь брачного возраста, — произнесла она, — поэтому вы и решили нанести им визит. Из невест герцогского ранга остается, кроме нас с ней, только моя младшая сестра Элизабет, но ей всего четырнадцать. Герцогские рода весьма редки, и когда приходит пора подыскать себе жену, стоит пересмотреть весь «товар». Это не займет много времени, не так ли?
— Но вы одобряете мой визит к герцогу, не так ли? — спросил Вильерс с усмешкой.
Она молча смотрела на него. Он не был красив. Он был полной противоположностью Гидеону, которого она любила всем сердцем. Тот был похож на Купидона, золотые кудри ласкали его стройную шею. С его чутким сердцем и глубокими, серьезными голубыми глазами, он не был похож на остальных мужчин ее круга, в нем действительно было что-то от ангельской породы.
Вильерс был земной породы, с пресыщенными морщинками в углах по-мужски красиво очерченного рта. Он мог свободно рассказывать о своих случайных связях и незаконнорожденных детях. Он был не ангел, но мужчина.
И он не был и не хотел казаться хорошим и примерным.
— Я обожаю Лизетт, — сказала Элинор. — Возможно, она будет вам лучшей женой, чем я.
Ей было совершенно безразлично, что Вильерс решит.
— Я должен оказаться очень удобным в качестве мужа, — заметил Вильерс, стараясь быть убедительным, хотя это и было типично мужское бахвальство. Глядя на герцога Вильерса, никто бы не подумал, что жизнь с ним может быть похожа на сладкий сироп.
— А вдруг вы окажетесь тираном в семейной жизни? — неожиданно для себя самой спросила Элинор. — Ведь это вполне возможно.
— Никогда не пробовал быть тираном, — ответил Вильерс. — До сих пор тиранил только самого себя и совершенно измучен собственными выходками. — Он вдруг решил проявить некоторую галантность: — А вам известно, что ваши глаза, точно такого цвета, как эти прекрасные фиалки? Признайтесь лучше, сколько на вашей совести разбитых сердец?
— Разбитых сердец?
— Разумеется, после, этой вашей провокации с требованием герцогского статуса для кандидатов в женихи.
Элинор заметила, что рука ее терзает фиалки и от них уже остались одни клочки. Она никогда не думала, что люди могут страдать, чувствовать себя униженными ее гордыней. Она одевалась, в унылые тона и не следила за модой, надеясь, что явится тот, кто сможет разглядеть ее за всем этим камуфляжем. Ее не интересовали мужчины которые, подобно мотылькам, слетаются на яркие цвета, и она боялась ошибиться. Но как же он мог явиться, тот, самый нужный, если она сама возвела неприступный барьер в виде герцогского титула? Пора заканчивать поиски. Может быть, это и хорошо, что не надо учиться открывать грудь и флиртовать, как требует Энн?
— У вас красивые дети? — спросила Элинор.
Вильерс растерянно моргнул.
— Затрудняюсь ответить.
— Вы так и не пояснили, эти трое хотя бы теперь с вами?
— Да.
— Вы уделяете им внимание? Полагаю, что переселение из борделя в герцогский дом могло вызвать некоторое потрясение в детской психике.
— Ваш папа часто навещал вас в вашей детской?
— Разумеется, он заходил к нам. Хотя чаще всего нас выводили к нему в гостиную.
— Я еще не привык к ним, — ответил Вильерс. — Мой дворецкий позаботился о том, чтобы нанять им несколько нянек. С ними все в порядке.
Элинор вовсе не понравился такой казенный подход к несчастным, отданным в руки лакеев, которые, как известно, еще более чем господа, жестоки в отношении бастардов. Конечно, это не ее дело, но...
— Я уже два года собираюсь навестить Лизетт, — неожиданно для себя произнесла она.
Он кивнул:
— Возможно, мы встретимся с вами в Севеноуксе?
