— Дело дрянь, — пробормотал он, обретая мужскую собранность.
— Похоже на то, — печально согласилась она.
— Он не пойдет со мной играть, — констатировал Тобиас и присовокупил к этому одно из своих страшных ругательств, которое уже доводилось слышать Элинор.
— Дай ему еще минутку, — сказал Вильерс.
Вновь появился Поппер, размахивая флаконом с нюхательной солью. Сняв пробку, он сунул флакон под нос щенка.
— Уф-ф! — фыркнул Тобиас, отворачиваясь.
И именно из-за этого пропустил самый важный момент, когда Ойстер раскрыл глазки и ошалело повел ими по сторонам. И как же он удивился, когда шершавый язычок вдруг слабо лизнул его руку!
— Он лизнул меня! — вскричал мальчик, зарываясь лицом в палевую шерстку.
— Тобиас, он теперь твой, — сказала Элинор. — Я дарю тебе этого мопса.
Тот удивленно приподнял бровь:
— Как?
— Ты любишь его, а он полюбил тебя. Собачки любят детей. Пусть он будет с тобой.
— Но он и тебя любит, — заметил Тобиас.
— Я не могу гоняться с ним за крысами по мокрой траве, — сказала Элинор, гладя короткую бархатную шерстку. — Ему скучно сидеть со мной без движения. Думаю, после такой встряски он застрахован от бед. Худшего уже просто не может случиться. Я желаю ему долгой жизни, удачи в его крысиной охоте и прочих собачьих радостей.
— Мы будем возиться с ним по очереди, — сказал Тобиас. — Иногда он может спать со мной. Хотя я знаю, что ты любишь, чтобы он был ночью в твоей спальне.
— Посмотрим, что из этого выйдет, — улыбнулась Элинор.
Ойстер вдруг съехал на диван с ее колен и, пошатываясь, встал на лапки.
Потом положил одну из лапок на колено Тобиаса и лизнул его в лицо.
— Пусть он спит с тобой в детской, — сказала Элинор.
— Зачем нам делить его, ведь ты теперь будешь с нами! — радостно воскликнул Тобиас, оглядываясь на отца. — Теперь ты, наконец, понял, что та, другая, совсем чокнутая? — спросил он его. — Эта твоя Лизетт — страшный ночной кошмар!
— Я был бы счастлив, иметь честь жениться на леди Элинор, — сказал Вильерс.
Та гордо выгнула бровь, следя за направлением его глаз. Он смотрел на ее руки, обнимавшие Тобиаса. Да, он понял, что это за штучка — Лизетт.
Но ей надо большего. Ей надо того, кто будет любить ее ради нее самой, без всяких оговорок. Кто не будет цеплять к этому материнский инстинкт и прочие добродетели.
— Ты ведь выйдешь за него? — попытался заглянуть ей в глаза Тобиас. — Он не такой уж плохой, хотя и подкачал малость.
Она покачала головой:
— Я пока не могу, Тобиас.
— Но я уже полюбил тебя, и девочки — тоже. Увидишь, мы будем очень послушными. Ты похожа на нашу сестру Вайолет, она не такая хорошенькая, как Люсинда и Филлинда, но она очень добрая.
— Я пока не могу, Тобиас, — повторила она, вставая. — Я прошу извинить меня.
Вильерс дернулся, но промолчал.
Ойстер привычно забегал вокруг ее лодыжек. Было ясно, что он совершенно не помнил того, что с ним случилось.
— Да подожди же, Ойстер, — сказала ему Элинор.
Тот послушно замер, повиливая хвостиком.
— Ты остаешься здесь, хорошая собака! — сказала она.
Путь до двери показался ей чрезмерно длинным, но, возможно, это было из-за тишины, стоявшей у нее за спиной.
— Я не могу биться с вами, — спокойно сказал Леопольд.
Солнце только появилось на линии горизонта, и было еще прохладно.
— У вас нет выбора, — ответил ему Эстли, шагая по мокрой траве с обнаженной шпагой.
— Вспомните хотя бы, что я отец шестерых детей, — усмехнулся Вильерс, не сомневавшийся в своей победе.
— Вам нужно было вспомнить об этом перед тем, как обесчестить Элинор! — напомнил ему противник.
— Поймите, я могу убить вас, я почти всегда побеждаю.
Эстли прошелся по траве в обратном направлении.
— Ада мертва, смерть не страшит меня.
— Но мне как-то казалось, что влюблены вы в Элинор, — заметил Вильерс.
— Да, но Аду я тоже любил. Элинор была права, когда говорила об этом. Все это очень сложно объяснить...
— Если я вас убью, мне придется покинуть страну, а мои дети...
— Заберете их с собой, и дело с концом, — отрезал Эстли. — Кому еще вы здесь нужны, кроме этих бастардов? Общество только вздохнет спокойно, освободившись от притязаний ваших преступных отпрысков.
Этими словами он подлил вина в вены Вильерса.
— Так вы готовы начать? — спросил тот.
Эстли был прав. Хотя Элайджа и Джемма могли бы погрустить о нем, если он отправится в изгнание. Но для Элинор будет благом забыть о нем. Она даже не хочет видеть его. А сам он не спит ночами, размышляя о том, как мог вляпаться в историю с Лизетт.
Только Элинор могла бы стать той матерью его детям, о которой он всегда мечтал. Она всегда вела себя правильно и с достоинством, как и положено умной и рассудительной леди. Она предпочитала, чтобы он сам во всем разобрался. Он должен был встать перед ней на одно колено и предложить ей руку и сердце, но не сделал этого. И проиграл. А маленький мальчишка, его сын, разобрался во всем.
— Берегись! — крикнул ему Эстли, готовясь к выпаду.
Вильерс рассеянно потянул свою шпагу из ножен.
— Я намерен убить тебя, так что будь внимательнее, — сказал Эстли.
Леопольд посмотрел ему в глаза.
— В таком случае вам придется покинуть страну.
— Это не имеет значения, — сказал Эстли. — Мои родители умерли. Ада умерла! Элинор я больше не нужен. Не хочу показаться хлюпиком, но мне неинтересно, что произойдет завтра. Возможно, я уеду в Америку либо в Индию — мне все равно.
Грязное дело, выругался про себя Леопольд. Этот мальчишка так и прет на рожон. Он невменяем от боли и гнева. Не хватало еще ненароком проткнуть его! Он вспомнил, где видел лицо с подобным выражением. На похоронах своего пятилетнего племянника. Таким было лицо потерявшей его матери.
Он должен быть великодушным, нельзя драться на дуэли с человеком, охваченным отчаянием. Ему было ясно, что Эстли едва умеет держать шпагу. Он совсем не натренирован. Его можно уложить в течение
