друга.
И когда она заговорила, слова ее шли от жизнерадостной души и игривого ума.
— И я должна провести всю свою жизнь с человеком, которому не могу сказать правду так, как я ее вижу, и простым языком? Разве не ты только что назвал меня сумасшедшей и дурой? А я, между прочим, не вцепилась тебе в волосы от обиды…
— Правду сказать, я собирался заставить тебя… — начал Альфред, но проглотил конец фразы. Вдруг он усмехнулся: — Ты совершенно права. Жена должна быть вправе разговаривать наедине со своим мужем так, как ей нравится. Ладно, согласен, можешь использовать любые слова, если сочтешь их подходящими, но не при дворе и не при короле Людовике, или я убью тебя. Теперь со спором покончено, и не будем к нему больше возвращаться. Ты обещаешь, на этом самом месте, что выйдешь за меня замуж?
— Альфред… — Барбара покраснела и потупила глаза. Она и в самом деле была смущена.
— Ты уже дала слово, а теперь трусишь и хочешь нарушить его? — Он сжал ее руку так, что она почувствовала не только тепло его ладони, но и его силу. Это было больно, но невыносимо приятно.
Она долго молчала, затем покачала головой.
— Я не хочу брать назад свое слово. Только… — Она собиралась объяснить ему, что ответ, который она дала во дворе конюшни, шел от самого ее сердца, а смех был лишь случайностью, но Альфред не дал ей ничего сказать.
— И ты клянешься перед Богом, в его собственном Доме, что обратишься с просьбой о браке к королю Людовику и твой отец примет меня как твоего мужа?
— Да, — подтвердила она. И осознав, что радость внутри ее так велика, что она может умереть, если не даст ей выйти наружу, добавила: — Но…
— Никаких «но». Ты обещаешь сказать королю и своему отцу, что наша свадьба — это то, чего больше всего желает твоя душа?
— Нет… пока ты не ответишь на один вопрос, — вмешалась Барбара и, прежде чем Альфред успел возразить, спросила: — Если ты хотел жениться на мне, почему ты предложил мне свою защиту, а не спросил меня, выйду ли я за тебя замуж?
Сердитое выражение сменилось удивлением, а затем лицо Альфреда расплылось в улыбке.
— Я думал, ты уже замужем. Я несколько раз пытался выяснить имя твоего мужа, но ты, казалось, не хотела его называть. Откуда мне было знать, что твой отец не выдал тебя замуж?
За дверью церкви послышался неясный шум. Они взглянули в сторону центрального нефа и увидели, что священники и церковные служки вошли в придел.
Альфред привлек Барбару к себе, продолжая говорить тихо и быстро, но решительно, чтобы высказать наконец то, что хотел сказать с самого начала:
— И сэр Хью не дал мне времени задать несколько вопросов, после того как вы с Джоном отбыли повидаться с королевой Элинор. Он сказал, что она обидится, если я не появлюсь. Я сменил одежду, что извиняло мое опоздание, и последовал за вами. Когда я нашел тебя у конюшни и ты сказала о причине, по которой должна оставаться во Франции, я решил, что именно муж подталкивает тебя принять ухаживания Монфорта, чтобы завоевать расположение Лестера. Скажу правду: я предложил тебе защиту без всяких условий, просто потому, что ты очень дорога мне. Но ты согласилась стать моей женой, и теперь я удержу тебя. Я очень люблю тебя, Барби.
Тем временем началось песнопение. Ни гомон голосов, ни обычное движение — ничто не нарушало тишины. Это означало, что король Людовик находится в церкви. Не было ничего странного в том, что нежелание оскорбить короля перевешивало нежелание оскорбить Бога. Король был ближе, и результат его гнева сказался бы тотчас же. Альфред и Барбара тихо прошли к центральному нефу, а затем еще немного вперед. Остановившись, они взглянули друг на друга и поняли, что их мысли настолько созвучны, что они действуют в полном согласии, не нуждаясь в словах.
Альфред почувствовал громадное облегчение. Если Барбара хотела, чтобы ее видели с ним во время мессы, то вполне вероятно, что она намерена честно попросить у короля Людовика позволения выйти за него замуж. Полный благодарности, он обратил мысли к Богу, искренне моля о прощении за все свершенные грехи и давая обещания сократить их количество в будущем. Барбара была поглощена только что пережитым. Она снова и снова вспоминала каждое слово, сказанное Альфредом, и упивалась своей радостью. «Он сказал, что любит меня, что хочет меня», — стучало у нее в висках. Сначала было достаточно лелеять эту мысль и наблюдать, как Альфред опускался на колени и поднимался вместе с ней, любоваться его густыми каштановыми волосами, резко очерченными скулами, даже черной щетиной на щеках и подбородке, видеть, как вспыхивает отблесками свечей глубина его блестящих черных глаз. Но он не смотрел на нее. Он был полностью поглощен службой, а она была не настолько глупа, чтобы ревновать его к Богу. Барбара вдруг подумала о том, что может произойти, если он забудет о своих заверениях в любви.
Как удержать мужчину? Она никогда не пыталась этого сделать, у нее не было причины или желания удерживать кого-либо. Она перебирала в уме мужчин, о которых знала, что они верны своим женам, но, кажется, никто из них и до женитьбы не слыл таким охотником за женщинами, как Альфред. И тогда слово «охотник» стало ключом к разгадке. Что вообще влечет мужчин к охоте, что делает это занятие одним из любимейших развлечений? Барбара точно знала, что азарт рождает погоня. Опасное и волнующее чувство может полностью захватить тебя, особенно когда зверь хитрый, умный и сильный. Убийство само по себе ничего не значило, и смерть давала только мясо к столу. Погоня — вот что оказывалось самым волнующим. Не потому ли Альфред переходил от женщины к женщине, что, «настигнув» добычу, он терял интерес к поверженному противнику? А когда женщина сама вешалась ему на шею, то становилась неинтересной уже в самом начале любовной интриги. Барбара видела, как откровенно скучал Альфред с дамами, которые пытались обольстить его своими нарядами, кокетством или недвусмысленными взглядами.
Жена же, будучи привязана к воле и постели своего мужа, становилась, по определению, мертвым мясом… Барбара вздохнула. Ладно, придется придумать что-нибудь особенное. Он думает, что Барбара шутила, когда призналась, что любит его одиннадцать лет. По его словам выходило, что он свято уверен, будто вынудил ее выйти за него замуж, — или, если не вынудил, то настоял на том, чтобы желанная женщина приняла его предложение. Тогда пусть верит этому! Нет необходимости рассказывать ему правду. Пусть поохотится за ее любовью.
Барбара с трудом подавила смех. Она не станет обижать Альфреда: достаточно дать понять, что она устала отказывать женихам и разрываться на части между отцом и дядей Хью. О, само собой, что, обдумав все, она решила: быть замужем за старым, хорошим другом — меньшее зло, чем заниматься устройством замужества. Это станет веселой забавой — вовлечь его в дикую пляску охоты за ее переменчивыми чувствами. Что за удовольствие она подарит ему, то изображая сомнения в правильности своего выбора, то сердясь, то отказываясь от встречи, то награждая вожделенной улыбкой. Только так он сумеет почувствовать, что выиграл редкий приз.
Барбара была настолько занята будущей интригой, что все еще оставалась на коленях и казалась погруженной в молитву, когда король Людовик, вернувшись из бокового придела и кивая направо и налево раскланивающимся придворным, вдруг остановился перед Альфредом.
— Ах, сэр Альфред, — сказал он, — Маргарита говорила мне, что вы просили позволения поговорить со мной, но под гнетом государственных дел я совершенно выпустил ее просьбу из внимания.
Низкий бархатный голос вывел Барбару из состояния мечтательности. Она резко поднялась и затем снова присела в глубоком поклоне, когда увидела, кто говорит с ними. Людовик мгновение разглядывал ее и затем спросил:
— Леди Барбара, это вы?
— Да, сир. — Барбара улыбнулась и поклонилась снова. — Как это любезно с вашей стороны — помнить меня после стольких лет.
— Я вижу, вы так и не приняли постриг, — заметил король. В его голосе сквозило легкое разочарование.
— Нет, сир, — потупилась Барбара. — Я знаю, это было бы лучшим решением, но я не смогла побороть свое сердце и уйти в монастырь. Другое желание было глубоко захоронено в нем. — Барбара склонила голову, принимая мягкий упрек.
Она взглянула на Альфреда.
