Девушка помолчала.
Её собеседник улыбнулся. Хорошей, открытой и доброй улыбкой – её, однако, сильно портили мощные клыки, впору любому зверю.
– Ого, – вздрогнула сидха. – И после этого ты говоришь… что ты не дхусс?
– И после этого я продолжаю говорить, что я не дхусс! – теряя терпение, рявкнул пришелец. Нахмурился и тотчас разгладил прорезавшие лоб складки. – Так ты всё-таки поведаешь, как тут оказалась? А там, может, придумаем, что делать дальше. Я готов слушать, Жёлтоглазая, – закончил он уже совершенно иным тоном, спокойно и мягко. – Огонь, я знаю, вы терпеть не можете, еду нашу не признаёте, поэтому даже потрапезничать под беседу мы не сможем. Прежде всего, как тебя зовут, благородная сидха?
– Нэисс, – не слишком охотно отозвалась девушка. – А тебя?
– Тёрн, – ночной гость вдруг вскинул голову, насторожился – и тотчас вскочил, как подброшенный, схватившись за посох. – Вот так так… Это как же? Как она от меня-то скрылась?..
– Ты чего? – тотчас подобралась сидха.
– Чего я? – повернулся к ней Тёрн, глаза его тоже сверкали. – А вот чего, Нэисс, – ты не знаешь разве, что за тобой всё это время кое-кто полз?
– Что? – вздрогнула девушка. – П-полз? К-кто полз?
– А вот это мы сейчас и узнаем! – Тёрн пригнулся и разом исчез под низко склонившимися ветвями, играючи избегнув длинных колючек.
– Эй! Ты куда?! Вернись! – запоздало крикнула сидха.
Ночь ничего не ответила.
Нэисс вскочила на ноги, подхватив с земли охранную плеть. Истиннорождённой сидхе ничего не стоило взять след ночного гостя, пусть даже и дхусса, чьи родичи отлично умели, когда надо, отвести глаза любому преследователю.
Зачарованная ветвь завертелась, словно настоящая змея, схваченная за хвост. Ноздри девушки-сидхи трепетали, жадно втягивая благоухание горного леса, сплетающиеся и сливающиеся ароматы десятков, если не сотен, редких трав, почек молодых елей, ещё только пускающих корни побегов многолистника… Здесь всё полнилось запахами, множеством запахов. Звери и птицы, травы и мхи, кусты и вьюнки – скалы жили, неся на каменных плечах тысячи тысяч малых жизней, и древнему хребту не было никакого дела до одинокой беглянки-сидхи.
И никаких следов Гнили. Нет, недаром говорят, будто бы это – насланное на людей проклятье за вечную грязь их душонок и помыслов.
Сидха чувствовала всё это и ещё многое другое, не в силах, к своему глубокому изумлению, обнаружить лишь одного – следа странного дхусса, утверждавшего, что он вовсе не дхусс.
Однако прошло не так уж много времени, и назвавшийся Тёрном снова возник перед Нэисс – словно соткавшись из ночного сумрака и лёгкого горного тумана. Он сгибался под какой-то ношей, но ступал по- прежнему бесшумно.
Только теперь сидха ощутила то, что обязана была учуять давным-давно, с самого начала: острый и едкий запах крови, смешанной с чародейскими декоктами. Крови, соединённой с магией, крови, пронизанной ею. Вонь ударила тяжёлым молотом, в голове у Нэисс помутилось; от внезапно нахлынувшей дурноты она пошатнулась, едва не растянувшись на земле.
– Интересные, оказывается, были у тебя попутчики, – холодно заметил Тёрн, со спокойной, бесстрастной аккуратностью снимая с плеч добычу и опуская её наземь. – Ошибался я, выходит. Думал – Шкуродёрня, Дир Танолли, туда тебя тащат… И, главное, как ловко-то она за тобой ползла – никто ничего не заметил, не почувствовал даже, пока, видать, силы у неё совсем не иссякли.
– Ты чего? Ты о ком? У кого силы чуть не иссякли?
– Смотри сама, – кратко отмолвил Тёрн.
Нэисс невольно отступила на шаг, пригибаясь словно для прыжка и на всякий случай выпуская когти. Этот непонятный дхусс мог оказаться поистине страшным противником. Было в нём что-то… вопиюще неправильное. Дикарь, чьё племя образованные и утончённые сидхи давно подозревали в каннибализме, никак не мог, не имел права превзойти её, истиннорождённую.
Дхусс же по имени Тёрн спокойно стоял, в поднятой левой руке (которую так и тянуло назвать «лапой») неярко светился серебристый огонёк. А у его ног…
Затянутая в сотканную из серых и чёрных лоскутов куртку и такие же порты, на сухой хвое лежала девушка. Белое, ни кровинки, лицо, огромные антрацитовые глаза широко раскрыты, и в них сейчас не отражалось ничего, кроме боли. Одежда зияла многочисленными прорехами; края их задубели от высохшей крови.
– Гончая Некрополиса, – холодно прокомментировал Тёрн, брезгливо поддевая пальцем охватывающий шею раненой серо-стальной обруч, усеянный странными, даже на вид злобными рунами. – Ползла по твоему следу, Нэисс. Ползла, даже израненной, по-моему, так даже и смертельно. Что может служащая Мастерам Смерти делать в одной компании с бреоннами Дир Танолли?
Нэисс опустила голову.
– Что ж, мне снова предлагается догадаться самому. – Тёрн присел на корточки, грубые на вид пальцы быстро и ловко пробежали от висков к ключицам раненой. – Возок и прислуга из Дир Танолли. Во всяком случае, не отличишь. Бреонны состоят на службе в Шкуродёрне со времён, когда ещё властвовали Семь Зверей. Однако охраняет пленную сидху не кто иная, как Гончая Некрополиса. Очень сомневаюсь, чтобы тамошние Мастера добровольно предоставили эскорт в распоряжение принципала Школы Стихий. Держава Навсинай едва ли дошла до настолько тесного союза с Некрополисом – особенно если учесть, сколько раз они чуть не перегрызли друг другу глотки, и притом не в таком уж далёком прошлом. Нет, тут дело хитрее. Тебя везли не в Шкуродёрню, а слегка подальше. В сам Некрополис. Ну что, я прав?.. Не виляй, Нэисс, скажи уж лучше правду. – Дхусс не переставал возиться с раненой и на сидху почти не смотрел, только сейчас подняв испытующий взгляд. – Честное слово, не пойму, чего тебе запираться. Если тебя схватили Гончие, прислужницы Мастеров Смерти, – чего тут скрывать? Мне, поверь, хватает собственных тайн и загадок. Вешать на себя твои – мне как-то совсем не с руки.
– Тогда зачем выспрашиваешь? – огрызнулась Нэисс. – Думай про меня что хочешь, дхусс, но это не твоё дело. Мы встретились, и мы расстанемся. И каждый пойдёт своим путём. И никаких вопросов. Ты не прокуратор Навсиная. Кто меня вёз, куда и зачем – тебе знать не обязательно. Я сама выбралась из западни, сама, слышишь?! Ты меня не спасал, на руках по скалам не таскал. В отличие от неё, – сидха с отвращением кивнула на неподвижную Гончую. – О ней ты, я вижу, заботишься с искренней страстью.
– Она ранена. Слаба. Потеряла много крови. Как я могу её бросить? А ты, Нэисс? Ты можешь?
Распростёртая на земле девушка-Гончая едва заметно шевельнулась.
– Какое мне до неё дело? – равнодушно пожала плечами сидха. – Она тварь некромантов. Пусть подыхает, туда ей и дорога. Ты со мной разве не согласен?
Глаза дхусса, упрямо не желавшего, чтобы его причисляли к дхуссам, гневно сощурились.
– Она слаба, ранена, – повторил он. – Беззащитна и, считай, безоружна – от её меча сейчас мало толку. Она ползла за тобой, истекая кровью, не знаю, как, но одолела скальную стену, – а ведь сюда взобраться и здоровым-то не всем под силу. Она ползла, уже явно не рассчитывая вновь захватить тебя. Но всё равно – ползла. Не догадываешься, почему, о истиннорождённая сидха?
– Нет. Не догадываюсь и голову себе ломать не собираюсь, – Нэисс презрительно поджала губы. – Стану я ещё думать об этих… этих… извращениях вашей людской природы. Их нужно уничтожить, всех до единого. И умирать они должны медленно, в муках, так, чтобы почувствовали хоть малую часть того, что творили сами. Но уничтожены они должны быть, и именно все до единой, иначе мир так и не обретёт покоя. А вот почему ты её защищаешь, а, Тёрн? Или тоже мечтаешь надеть такой же вот милый ошейничек?! Я сказала, пусть подыхает. Мне нет до неё дела.
– Ну а мне есть, – дхусс опустил голову, вглядываясь в бледное лицо раненой. Кривоватые, на вид такие неуклюжие, пальцы его вновь пробежали по шее и груди Гончей, послышалось сухое потрескивание, мелькнуло несколько жемчужных искорок. – Мне есть дело и до тебя, и до неё.
– Эй! – всполошилась сидха. – Совсем ума лишился, ты, как там тебя?.. Лечишь ты её, что ли? Да знаешь, что она с нами сделает, едва в себя придя? Мне с ней только потому и удалось справиться, что я эту тварь врасплох захватила!
