Во имя Ишмаэля

— За сколько времени до убийства?

— Вы имеете в виду проникновение?

Лопес кивнул.

— За три, может, четыре дня. Обнаруженные нами следы имеют давний характер. Ссадины уже заживали. Свернувшаяся кровь была не очень свежей. Да, за три-четыре дня.

* * *

Они пожали друг другу руки, еще скользкие от перчаточного талька. Лопес сказал, что в тот же вечер пришлет полицейского за заключением.

Механизмы смерти. Тайны ухода из мира. Финальная гримаса отвращения. Швы после вскрытия. Но Лопес не думал об этом, он ни о чем не думал, когда выходил из морга, расталкивая апатичных родственников покойных.

Думал только о синяках на бездыханном теперь уже теле: нелепость. Он думал о новой тайне, снова выходя под проливной дождь, под низко нависшее миланское небо.

Американец МИЛАН 25 МАРТА 2001 10:00

Потому что в конце все оказывается связанным между собой, или только кажется, что этот так, или кажется, что это так, потому что так оно и есть.

Дон де Лилло. «Подземелье»

Утром Американец наблюдал за вывозом трупа с улицы Падуи. Сначала издалека, тщательно выискивая среди прохожих и полицейских фигуру Старика, которую ни с какой другой невозможно было спутать. Но его не было. Он просканировал взглядом окна домов, окружавших место происшествия: люди, высовывавшиеся из них, не имели ничего общего со Стариком. Остаток ночи Американец провел, бродя под дождем в окрестностях. Никаких гостиниц: там его сразу обнаружат. Встреча с Ишмаэлем предстояла вечером: раньше просить о помощи было невозможно. Слишком рискованно. Лучше уж поезд: провести ночь в поезде, следующем из Милана в Брешию, а потом обратно в Милан. Однако он решил остаться. Вернулся на улицу Падуи, к подъезду, из которого заставил выйти двойника, чтобы попытаться перехватить Старика: там, где «тебя» убили, — наилучшее место найти их. Но там никого не было. В общественной уборной он переоделся. Он уничтожил куртку, теперь на нем был поношенный пуховик и красная шерстяная шапка, как у грузчика. Будь приметным — и будешь надежно спрятан. Ишмаэль, самый скрытный, находится у всех перед глазами, и никто его не видит.

Наконец прибыла полиция. Он увидел обоих инспекторов. Понял, кто из двоих будет заниматься убийством. Надо проследить за ходом следствия и по возможности направить его по ложному следу: они могут помешать ему, стать препятствием в его работе на Ишмаэля. Когда Ишмаэль кого-нибудь вызывает, степень опасности всегда очень высока: для других или для самого Ишмаэля; его вызов свидетельствует о том, что Опасность вышла на свободу, разорвав свою цепь. Он видел труп — второго себя!  — бездыханного, окоченевшего, с обмякшими конечностями, очень бледного, — его грузили в машину «скорой помощи», а промокший полицейский, не тот, который будет заниматься этим делом, садился в машину рядом с носилками. Он сказал, что они едут в больничный морг: тот, что в отделе судебной медицины, переполнен. Другой инспектор, занимавшийся, по-видимому, этим расследованием, остался с полицейскими, чтобы осмотреть землю на месте преступления: он не знал, что Старик все вычистил и что они не найдут ни малейшей улики. Небо было серым, где-то за пределами Милана гремел гром, холодно, и погода, видимо, портится. Все портится — Ишмаэль положит этому конец.

Полицейский скорей всего появится в морге. Может, там покажется и Старик. Надо бы это проверить до встречи с Ишмаэлем.

Перед моргом. Из телефонной кабины, расположенной за оградой больницы, на противоположной стороне улицы, можно было наблюдать за входом в морг. Группы родственников. Похоронные машины. Какой-то человек в зеленом халате наступил в длинную лужу перед ступеньками у входа в больницу и вытирал каблуки о цемент.

Американец то входил в кабину, то выходил из нее, когда стекла запотевали. Это место было в стороне от потока пациентов больницы, которые шли правее, в отделение «Скорой помощи» или в старые, облупленные, будто на века построенные корпуса. Струи дождя лились с черной листвы на фасад университета. Между моргом и больницей — нескончаемая череда автомобилей: свистели шины, гудели клаксоны, машины трогались.

Час, другой — никаких полицейских, никакого Старика. Тем лучше.

Он разгадал шифр Ишмаэля, сообщенный ему пакистанцем. Если пакистанец открыл Старику или другим врагам Ишмаэля его адрес, то они, вероятно, знают и о шифре. Если Старик намеревался прикончить пакистанца после того, как выбьет у него адрес на улице Падуи, то времени для сообщения шифра оставалось слишком мало. Если же он выудил шифр, то Ишмаэль в серьезной опасности. Американец глядел на темную листву, отяжелевшую от воды, потом перевел взгляд на вход в больницу. Машина «скорой помощи» с выключенной мигалкой. Пустые носилки. Ишмаэль помог ему, а он после этого подверг Ишмаэля опасности. Надо помочь Ишмаэлю любой ценой. Он должен помочь Ишмаэлю любой ценой.

Вдруг он увидел инспектора, ответственного за расследование на улице Падуи: тот медленно шел со стороны площади за университетом, вытирая ботинки о цемент, чтобы счистить с них грязь. Американец пригляделся к этому человеку. Невыразительный взгляд. Вошел в здание морга.

Он вышел оттуда меньше чем через час. В руках — никакого документа. Может, в кармане. Но в морге выдают толстые конверты с заключением о вскрытии. В последний раз, в Италии, семь лет назад, ему пришлось лично отправиться в тюремный морг в Сан-Витторе, чтобы подделать заключение о смерти одного политика, арестованного за коррупцию или что-то в этом роде, — его прикончили в душе, а надо было выдать за самоубийцу, покончившего с собой с помощью полиэтиленового пакета, натянутого на голову. Так решил Ишмаэль. Ишмаэль и тогда был велик. В газетах только об этом и писали. Внутриполитическое положение резко обострилось. Находясь в тени, Ишмаэль расставил все свои пешки в нужное время и нужным образом.

Американец взглянул на часы. Ему больше нечего было делать. Он остался еще на час после того, как ушел инспектор. Нужно будет поставить на прослушивание телефон полицейского. Только таким образом он сможет понять, знает ли полиция об Ишмаэле или продолжает плыть в темноте. Сегодня же вечером он поговорит об этом с тем, кого Ишмаэль дал ему в связные. Прошлой ночью, в уборной, он разгадал шифр. Шифр был трудным, потому что трудно приблизиться к Ишмаэлю. За час он во всем разобрался. Адрес: проспект Буэнос-Айрес, 45. Спросить Инженера. Время встречи — 16:30. Темнело. Весна наоборот. Внезапно появился Старик.

Он медленно шел между лужами, мокрый, ослепительно белый плащ выделялся на фоне окрашенной тенью листвы гладкой стены университета. Вид у него был усталый, размокшая шляпа нависла надо лбом, руки засунуты в карманы. Казалось, он с трудом передвигается. Оглядывался по сторонам. Американец стоял в кабине, на другой стороне улицы, за ржавой больничной решеткой, — заметить его было невозможно. Старик повернулся к нему спиной (сутулой и грузной) и вошел в морг. Американец замер в неподвижности, затаил дыхание, чтобы не запотели пластиковые стекла кабины. Он ждал, не ощущая, как бежит время. Потом снова увидел неясный силуэт Старика, остановившегося на пороге морга, чтобы просмотреть содержимое картонной папки. В течение нескольких секунд Американец задавал себе неизбежные вопросы: Что у него в руках — заключение о вскрытии? Он его выкрал? Они установили личность