откровениями о бесчинствах русского народа на протяжении всей его истории от Князя Рюрика до первого из раскаявшихся — Михаила Горбачева. А раз в год, 12 июня, в День Освобождения и Всенародного Покаяния он с коллегами выходил на покаянное шествие по Розовой (бывшей красной) площади. Вместе с другими москвичами Арон Моисеевич медленно нес транспаранты, сыпал проклятия на свою голову и плакал, плакал, плакал.
Так делали все. Каждому было стыдно за то, что они русские, за то, что их предки принесли столько горя развитым народам, за то, что они занимают под свое никчемное существование такие красивые города, такую большую территорию и не могут дать цивилизованным странам взамен ничего кроме недр своей проклятой небом земли.
Арону Моисеевичу было очень стыдно. А вот этому щенку Семе Кацу стыдно не было.
Грязно выругавшись себе под нос, но так что никто ничего не разобрал, Арон Моисеевич сказал:
— Завтра родителей ко мне в кабинет. Чтобы в восемь утра были. Оба! У тебя, кажется и бабушка есть?
— Есть.
— И чтобы бабушка была. Пусть все посмотрят, кого воспитали.
Арон Моисеевич вышел из класса и, не торопясь, побрел в свой кабинет. В кабинете он открыл шкафчик для бумаг, достал оттуда рюмку и бутылку водки, налил до краев, хлопнул, вспомнил про Лизоньку, еще налил, еще хлопнул, заставил себя забыть Лизоньку, достал из сейфа план учебно-воспитательной работы на следующий 2053-54 год, открыл его на первой странице и начал читать.
До завтра ждать не пришлось. Уже вечером того же дня, в кабинет директора гуськом вошли: папа Семы Каца — Самуил Яковлевич Кац, жена его — Роза Натановна Кац, и бабушка — Клара Абрамовна Шильманович и непосредственно сам Сема.
Они выстроились вдоль стеночки, и Самуил Яковлевич сказал:
— Здравствуйте, Арон Моисеевич! Как вы себя чувствуете? Давление падает, у меня так с утра голова болит, как будто я не работал без выходных, а очень даже напротив, пьянствовал и веселился. Что думаете по этому поводу? Цены на коммунальные услуги не подорожают?
Арон Моисеевич выдержал первый натиск и сделал встречный выпад:
— Давление падает? Озоновая дыра, между прочим, если вам конечно интересно, дело рук нашей промышленности, а вашему сыну, между прочим, за это совсем не стыдно.
— Так это не он эту дыру продырявил, чего ему стыдиться? А если таки он, то мы его выпорем. Можем договориться, и Вы придете на это дело посмотреть. Только на видео писать не надо. Вы же знаете, на прошлой неделе одному мальцу настучали по голове рюкзаком, и кто-то заснял это на мобильный. Так уволили таки директора школы.
Арон Моисеевич понял, что разговор будет долгим. И решил крыть козырем:
— А вы вроде в Еврейскую Автономию собрались?
— Да кто вам такое сказал? Если Сема туда по молодости лет и просился, так то только в Диснейленд. А мы не можем, мы же патриоты. Я так вообще член партии с 2025 года, а Клара Абрамовна Касьянова лично видела. Заметьте, не на двадцатирублевой купюре, как мы все, а вот так вот живьем. И после этого вы спросите меня еще раз про Еврейскую Автономию?
Самуил Яковлевич смотрел на директора взглядом брошенной гимназистки, но Арон Моисеевич тоже был не из простых русских и держался до конца.
— А вот Сема говорит, что он еврей.
— Ну что вы как маленький, все так близко к сердцу принимаете. Ну, пошили на Новый год мальцу костюм еврея, и что теперь ему голову бутылкой прошибить за это? А у меня в детстве был костюм серого волка, а Роза Натановна себе на прошлой неделе пошила костюм медсестры. А Вы знаете, как он ей идет? Она в нем сбрасывает не меньше двадцати лет и сорока кило. Но что мы все о себе, да о себе? А Вы, я вижу, плейбой?
— С чего вы это взяли? — Арон Моисеевич начинал потихонечку сдаваться.
— Так это же видно невооруженным глазом! Клара Абрамовна с Вас глаз не сводит, а она толк в мужчинах знает, она самого Касьянова лично видела. Заметьте не на двадцатирублевой купюре, как мы все, а вот так вот живьем. Ей тогда три года было. Хотите я Вам принесу нашу семейную фотографию, где Касьянов машет рукой в сторону нашей Клары Абрамовны?
— Нет, благодарю.
— А оно и к лучшему, там горизонт завален, но раз уж я вам, любезный Арон Моисеевич, обещал гешефт, то это дело чести. Примите от меня дисконтную карточку нашего ресторана 'Звезда Бориса'. Скидка 99 процентов, мелочь, символически, а приятно. Приходите сегодня отужинать с супругой или с дамой сердца, а мы прямо сейчас поедем мариновать карпа.
С этими словами он положил на стол директора гимназии дисконтную карточку и добавил:
— А Сема прямо сегодня напишет сочинение на тему 'Мне стыдно, что я русский'. Сразу же после сочинений на темы: 'Почему папа мне не купит велосипед' и 'Почему я не поеду этим летом на море'.
По приезду домой, маленького Сему ждал еще один очень неприятный сюрприз. Плотно заперев окна, двери и даже кота в шкаф, его бабушка Клара Абрамовна, тихим шепотом поведала Семе, что ее муж, Семин дед, Мицкевич Натан Адамович, был на самом деле белорусом, хотя и очень это скрывал. Следовательно, Семушка был на одну четверть почти что русским! Мальчик вспомнил все ужасы, которые учителя рассказывали о 'подвигах' носителей этих генов. Он вертелся в своей кровати, пытаясь уснуть и надеясь на то, что завтра утром, бабушка погладит его по голове, накормит его яблочным штруделем, при приготовлении которого она никогда не экономила сахар, и скажет, что его дед не имеет никакого отношения к белорусам. И что Семе не придется стыдиться своего предка. Сема настолько убедил себя в этом, что тотчас заснул, и на его лице появилась улыбка.
Утро первое
Тонкий, практически визжащий храп, прерывался странным бульканьем и покашливанием. На роскошной кровати викторианского стиля, поверх одеяла, лежала 'глянцевая' блондинка и, с плохо скрываемой ненавистью, смотрела на бугорок под одеялом. Судя по звукам, в бугорке поселилось чудовище, а может быть и не одно. Было видно, что эта 'прелестная ночная симфония' блондинке порядком поднадоела. Во время очередного особо удачного аккорда, ее лицо перекосила жуткая гримаса. И это притом, что уж что-что, а следить за своей реакцией и быть выдержанной она умела. Елена Разумовская — ведущая десятка самых ярких программ и телепроектов, профессионально управляла своими эмоциями. Но тут коса явно нашла на что-то посерьезнее камня. Когда монстр, завернутый в одеяло, выдал нечто похожее на 'эй ухнем', Елена схватила расшитую золотом подушку, накинула ее поверх бугра и навалилась всем телом.
Сначала из-под одеяла вылетели две тонкие ноги и начали показывать 'аттракцион велосипед'. Лена еще сильнее навалилась на подушку. Монстр из бугра уже не рычал, он вяло сипел и продолжал мелко сучить ножками, но уже не в стиле 'велосипед', а в стиле 'брасс', пытаясь оттолкнуться от спинки кровати как лягушка. Красотка дождалась пока движения ног не станут судорожными, а потом с явным нежеланием перестала давить на подушку. Тут же из-под одеяла вынырнул малоприятный сильно помятый субъект. Хотя нельзя называть 'малоприятным субъектом' премьер-министра такой огромной страны как ЛЕР — Либеральной Евразийской Республики. Поэтому — из-под одеяла вынырнул господин премьер-министр. Николай Арсеньевич Вертушинский. Довольно взъерошенный, помятый, красный как рак, но, тем не менее, премьер.
— А? Кто!? Свергать не позволю! Руки, руки от демократа убрали, быдло! — пытаясь изобразить суровость орал Вертушинский. Потом, оглядевшись по сторонам и узнав собственную спальню и не менее собственную Разумовскую, Николай Арсеньевич приосанился, нарочито безразлично потянулся и пробормотал. — Доброе утречко, Ленусь! Уффф, вот уже шестой день подряд всякая дрянь под утро снится. Всех медиков извел, а понять в чем дело не могу. Сплю один — все нормально. Как засыпаю с тобой, лапочка, так каждый раз в холодном поту просыпаюсь. И что со мной не так, понять не могу.
