незнакомому предмету. Его пухлая ручонка схватила и потащила перчатку. Якоб не выпустил ее, но улыбнулся, словно сила сыновней хватки доставила ему удовольствие.
— О чем я говорю? — повторил Якоб. Он отдал малышу перчатку и не стал возражать, когда тот сунул один из ее пальцев в рот, чтобы попробовать на вкус. — Это все довольно запутанно, но сводится к тому, что нужно для нас обоих... и для благополучия Крея.
Эллисон потянулась через кровать к сыну, но Якоб быстро нагнулся и взял малыша на руки. Крей был совершенно очарован своей новой игрушкой и явно не заметил, кто его держит на руках. С какой легкостью Якобу удалось заманить сына к себе! Мог ли это сделать кто-то другой на его месте? Или же малыш почувствовал, что этот высокий, элегантно одетый мужчина — его отец?
— Для Крея лучше всего остаться со мной, — твердо сказала она. — А для меня лучше всего остаться здесь, в Коннектикуте, подальше от тебя.
— Видишь ли, ты полагаешь, что твоя жизнь будет прежней, — мягко и негромко возразил Якоб, словно опасаясь испугать сидящего у него на руках ребенка. — Но так не получится, к сожалению. Именно поэтому мне надо было поговорить с тобой сегодня, объяснить, что произошло.
Встав на нетвердые ноги, Эллисон смотрела, как Якоб ходит по комнате с Креем на руках. Ее малыш теперь потихоньку изучал лицо мужчины, притворяясь, будто заглядывает внутрь перчатки. Детские глазенки светились спокойным любопытством, в них не было и намека на испуг. Якоб поднял руку и погладил Крея по головке. У Эллисон сдавило горло.
— Что ты имеешь в виду, говоря, что... моя жизнь изменится? — требовательно спросила она.
— Мне пришлось сказать о нас отцу, — ответил Якоб.
— Да ты что, спятил?!
— Я рассказал королю о нашем романе и о Крее. Ему необходимо было знать, что у него есть внук. Я не мог допустить, чтобы отец узнал об этом из других источников и неожиданно для себя. Это убило бы его. Он не очень здоровый человек. Кроме того, были и политические соображения.
— Думаю, он отнесся к этому спокойно, учитывая семейную традицию. Я имею в виду любовниц и тому подобное... — нашла в себе силы съязвить Эллисон.
— Нет, он не отнесся к этому спокойно. Если бы я уже был женат и имел ребенка от супруги королевской крови, то да, волноваться отцу не о чем. В этом случае наследник и линия престолонаследия были бы уже установлены. Но Крей — мой первый и единственный ребенок. Даже если я сейчас женюсь, то, как говорят юристы отца, за ним может сохраняться право на престол.
— Ну, об этом можешь не беспокоиться! — заявила Эллисон и протянула руки, чтобы взять Крея. — Я не побегу требовать твою драгоценную карликовую монархию.
Сын не пошел к ней, а уткнулся лицом в лацкан мужского пиджака, лишь весело смеясь в ответ на попытки матери перетянуть его к себе. Решил именно сегодня перестать цепляться за мать. Замечательно!
Якоб рассеянно коснулся губами макушки малыша.
— Но что произойдет, когда Крей достигнет совершеннолетия? У него будет своя голова на плечах. Он может решить, что вправе претендовать на законное наследство. И я не стал бы с ним спорить. А если с тобой что-то случится и его будет воспитывать кто-нибудь другой?
— Якоб! Но это... это... — Эллисон даже стала заикаться. — Это безумие! Большинство людей даже не знают о существовании Эльбии!
— Но она существует! А Крей — мой наследник. И не только короны, но и весьма крупного состояния. Но это лишь половина проблемы. Ты будешь сидеть на пороховой бочке, если останешься в Нантикоке.
— О чем ты говоришь? Разумеется, я останусь!
— Кто-то запустил в прессу информацию о тебе и Крее. Неясно, как это произошло, но считай — дело сделано! Наши друзья предупредили нас, что информация будет напечатана в завтрашнем номере лондонской «Таймс». Не пройдет и суток, как все газеты поместят статьи о самом богатом в Европе холостяке из королевской семьи, его любовнице-библиотекарше из Америки и... их незаконнорожденном сыне. За тобой будут охотиться репортеры. Жизнь твоей сестры и твоих родителей превратится в кромешный ад. Им придется без конца отбиваться от журналистов и кинооператоров. И это не кончится публикацией нескольких пошлых статеек. Ты знаешь, как росли дети Кеннеди? Ни один день рождения, ни один первый школьный день не проходил без полного освещения в прессе. Эти люди были лишены какой- либо личной жизни. В случае с Креем будет еще хуже, потому что история скандальная.
— Скандальная! — Эллисон чуть не задохнулась. — Но ведь кинозвезды меняют партнеров почти каждый месяц! Почему кто-то должен интересоваться мной и моим сыном?
— Ты меня не слушала. — Он покачал головой и подошел, так что их теперь разделял только Крей, который по-прежнему прижимался к отцовской груди. Эллисон увидела на лбу у Якоба и вокруг глаз едва различимые морщинки тревоги, которых не замечала раньше. — Для журналистов это лакомый кусочек, тем более что в последнее время у них со сплетнями туговато. Лучшее, что мы можем сделать, — постараться приглушить скандал. Подадим все так, чтобы эта история стала менее интересной для публики.
Эллисон смотрела на Крея со слезами на глазах. А тот с довольным видом сосал перчатку Якоба и болтал ногами в такт издаваемому им тихому гудению.
— Что я могу сделать? — подавленно спросила она.
— Пойти на маленькую, безобидную ложь, — ответил Якоб.
Крей вдруг беспокойно заерзал. Эллисон хотела взять его, но Якоб посадил малыша на кровать вместе с перчатками.
— Насколько безобидную? — недоверчиво спросила она. Что еще ему надо? И так все рухнуло и сползает куда-то в пропасть.
— Сегодня вечером мы вступим в законный брак. Во все основные службы новостей будет отправлен пресс-релиз с заявлением, что мы были тайно женаты три года. Не делать наш брак достоянием гласности мы решили по той причине, что ты не королевского рода и что в моей семье это обстоятельство сначала вызвало некоторые трения. Важно то, что тайный брак — достаточно соблазнительная вещь, чтобы на какое-то время привлечь внимание прессы. Будет взрыв публикаций, интервью и так далее. Но все это можно подать в совершенно несенсационном духе. Наши пресс-секретари сейчас работают над этим.
— Но ведь я могла бы увезти Крея отсюда, — возразила Эллисон, хватаясь, как за соломинку, за такую возможность. — Могла бы где-нибудь спрятаться, пока буря не уляжется.
Он покачал головой.
— Послушай, Элли. Я всю свою жизнь провел в окружении репортеров, наблюдавших за мной в телеобъективы и бинокли, цеплявшихся за малейшее мое движение и ждавших, чтобы я сделал неверный шаг. И я его в конце концов сделал. Случайно встретился с женщиной, которая заставила меня забыть об осторожности. Она забеременела от меня, и теперь у нас сын, которого мы должны защитить от этого безумия. — Он посмотрел на Крея, и в его темных глазах блеснул лучик радости. — Брак узаконивает нашего сына, а нас превращает в почти обыкновенную супружескую пару. Телевидению и газетам из этого ничего не раздуть. Они поместят парочку материалов, потом мы им наскучим, и они найдут себе что-нибудь попикантнее.
— Я не знаю, — пробормотала Эллисон. А вдруг все это неправда? Если она послушает его, то не поставит ли Крея и остальных своих родных в еще более трудное положение? — Ты поломал мою жизнь. Как же я могу выйти за тебя замуж?
— Раз уж мы говорим откровенно, — холодно сказал он, — я тоже чертовски зол на тебя!
— Ты зол на меня? За что, позволь спросить, когда я тебе ничего не сделала?
— Еще как сделала, леди! Тем летом я был совершенно околдован тобой, Элли. Я перестал быть тем, кем был всю жизнь. Перестал думать о будущем. Забыл все обязательства, политические планы и всякую ответственность. — Его взгляд переместился на кровать. — И сделал ребенка...
— Да, это так, — тихо сказала она. У нее на ресницах блестели слезы.
— Теперь нам придется иметь дело с реальностью. То, как мы вынуждены действовать, может не нравиться ни тебе, ни мне, но выбора у нас нет.
Эллисон прерывисто вздохнула, ощутив в груди резкую боль.
— Значит ли это, что Крей когда-нибудь станет... — она не смогла произнести слово «королем», — займет твое место, как ты займешь место своего отца?
