Джером Клапка Джером
Младенец вносит свой вклад
(из книги 'Томми и K°')
Перевод З. Журавской.
О новом журнале «Хорошее настроение» люди со вкусом и с понятием говорили, что это самый веселый, самый умный, самый литературный из дешевых еженедельников, какой когда-либо издавался в Англии. И Питер Хоуп, редактор и один из совладельцев его, был счастлив это слышать. Уильям Клодд, издатель и второй совладелец, не приходил в особенный восторг от этих похвал.
— Смотрите, как бы вам не переборщить по части литературности, — говорил Уильям Клодд. — Золотая середина, вот чего надо держаться.
Люди — люди со вкусом и с понятием — говорили, что «Хорошее настроение» заслуживает поддержки читающей публики больше, чем все остальные еженедельные журналы, вместе взятые. Люди со вкусом и с понятием — по крайней мере некоторые из них — шли даже дальше, они подписывались на журнал. Питер Хоуп, уносясь мыслями в будущее, предвкушал богатство и славу.
Уильям Клодд, больше озабоченный настоящим, говорил:
— Не кажется ли вам, милейший, что наше издание слишком уж первосортное, а?
— Почему вы так думаете?
— Да взять хотя бы распространение. За последний месяц мы выручили…
— Если вам все равно, нельзя ли без цифр? — попросил Питер Хоуп. — Цифры меня почему-то всегда угнетают.
— Не могу сказать, чтобы и меня они особенно радовали, — согласился Клодд.
— В свое время придет и это, — утешал его Питер Хоуп. — Надо воспитать публику, поднять ее до нашего уровня.
— Насколько я заметил, публика меньше всего склонна платить за то, чтобы ее воспитывали.
— Что же нам делать?
— А я вам скажу. Нужно взять мальчишку рассыльного.
— Разве это может способствовать распространению журнала? — удивился Питер Хоуп. — И потом, мы ведь решила первый год обходиться без рассыльного. Это только лишний расход. К чему?
— Я имею в виду не просто рассыльного, — возразил Клодд, — а юношу вроде того, с которым я вчера ехал в одном вагоне в Стрэтфорд.
— Чем же он замечателен — этот ваш юноша?
— Ничем. Он читал последний номер «Библиотеки дешевых романов». Это издание покупают по крайней мере двести тысяч человек. И он — один из них. Так он сказал мне. Покончив с книжкой, он вытащил из кармана последний выпуск «Балагура» — в розничной продаже стоит полпенни, распространение тоже имеет большое, до семидесяти тысяч. И читал его, давясь от смеха, до самого Стрэтфорда.
— Но…
— Погодите минутку. Я сейчас объясню вам. Этот юноша — представитель читающей публики. Я поговорил с ним. Ему нравятся больше всех как раз те газеты и журналы, которые имеют наибольшее распространение. Он ни разу не ошибся. А остальные — насколько они ему известны — он называет «трухой». Ему нравится то, что нравится массе. Сумейте угодить ему, — я записал его имя и адрес, он согласен поступить к нам на восемь шиллингов в неделю, — и вы угодите читателям. Не тем, что просматривают случайный номер, взяв его со стола в курительной клуба, и говорят вам, что «журнал, черт возьми, отличный», но тем, что платят за него пенни и уносят его к себе домой. Вот такие читатели нам и нужны.
Питер Хоуп, талантливый журналист и редактор с идеалами, был шокирован, возмущен. Уильям Клодд, человек деловой, без идеалов, оперировал цифрами.
— И об объявлениях надо подумать, — настаивал он. — Я, конечно, не Джордж Вашингтон,[1] но что пользы врать, когда и сам себе не веришь, не говоря уж о других? Доведите мне тираж до двадцати тысяч, и я берусь вам убедить публику, что он перевалил за сорок. Но, когда мы и до восьми не можем долезть, у меня руки связаны… совести не хватает.
— Вы давайте публике каждую неделю столбцов двенадцать вполне доброкачественного литературного материала, — вкрадчиво убеждал Клодд, — но подсластив это двадцатью четырьмя столбцами варенья. Только так и можно кормить читателей — воспитывать их незаметно для них самих. А пилюля без варенья? Да они ее и в рот не возьмут.
Клодд умел настоять на своем. Пришел день, когда в редакции «Хорошего настроения» появился Филипп — в обиходе Флип — Твитл, официально в качестве рассыльного, на самом деле, без его ведома, в качестве присяжного литературного дегустатора. Рукописи, которыми зачитывался Флип, принимались. Питер стонал, но довольствовался тем, что исправлял в них наиболее грубые грамматические ошибки: опыт решено было провести добросовестно. Шутки и анекдоты, над которыми смеялся Флип, печатались. Питер, для успокоения совести, увеличил свой взнос в кассу помощи неимущим наборщикам, но это помогло ему лишь отчасти. Стихи, вызывавшие слезы на глазах Флипа, шли в разрядку. Люди со вкусом и с понятием жаловались, что «Хорошее настроение» не оправдывает их надежд. Тираж еженедельника медленно, не неуклонно возрастал.
— Вот видите! Я вам говорил! — восклицал ликующий Клодд.
— Прискорбно думать… — начал Питер.
— Думать вообще прискорбно. Отсюда мораль — поменьше думать. Знаете, что мы сделаем? Мы с вами разбогатеем на этом журнале. И, когда у нас заведутся лишние деньги, мы, наряду с этим, будем издавать другой журнал, специально для интеллигентной публики. А пока…
Внимание Клодда привлекла пузатая черная бутылочка с ярлыком, стоявшая на письменном столе.
— Когда это принесли?
— С час тому назад.
— Для рекламы?
— Кажется.
Питер поискал на столе и нашел письмо, адресованное: «Уильяму Клодду, эскв., заведующему отделом рекламы журнала „Хорошее настроение“. Клодд разорвал конверт и пробежал письмо.
— Прием объявлений еще не кончился?
— Нет. До восьми часов.
— Отлично! Присядьте-ка и черкните об этом пару строк. Только сейчас же, не то забудете. На страничку „После обеда“.
Питер сел к столу и поставил в заголовке: „Стр. п. о.“.
— А это что, — спросил Питер, — какое-нибудь вино?
— Особый портвейн, который не ударяет в голову.
— По-вашему, это преимущество?
— Конечно. Больше можно выпить.
Питер начал писать: „…обладает всеми качествами хорошего старого портвейна, без его вредных свойств…“ Я ведь его не пробовал, Клодд.
— Это ничего. Я пробовал.
— И что же? Хорошее вино?
— Отличное. Пишите: „…восхитительное на вкус и бодрящее“. Это наверняка будут цитировать.
Питер продолжал писать: „Мы сами отведали его и нашли восхитит…“
— Клодд, ей-богу же, следовало бы и мне попробовать. Ведь я его рекомендую от своего имени.
— Да вы кончайте, а то я не успею сдать в набор. Потом возьмете бутылочку к себе домой и пейте на здоровье.
