О праздности

меня дурацкий характер. Больше всего я люблю стоять спиной к камину, подсчитывая свои долги, в то время как моя конторка завалена письмами, требующими немедленного ответа. Дольше всего я прохлаждаюсь за обедом, когда у меня много работы на вечер. И если по какой-либо важной причине мне нужно встать особенно рано, тут я как раз люблю поваляться лишние полчасика в постели.

Ах, какое это наслаждение повернуться на другой бок и снова заснуть «только на пять минут»! Неужели есть на свете человек (кроме героя нравоучительных рассказов для детей), который охотно встает с постели? Некоторые совсем не могут вставать в положенное время. Если им нужно подняться в восемь, они лежат до половины девятого. Если обстоятельства меняются и им нужно встать в половине девятого, они спят до девяти. Они напоминают того государственного деятеля, про которого рассказывали, что он всюду аккуратно опаздывает на полчаса. Они применяют всевозможные уловки. Они покупают будильник (затейливое приспособление, которое звонит в неположенное время и будит не того, кого нужно). Они велят Саре Джейн постучать в дверь и разбудить их, и Сара Джейн стучит в дверь и будит их, но они сонно ворчат в ответ: «Слышу!» — и снова преспокойно засыпают. Я знал одного человека, который вставал с постели и, даже принимал холодную ванну, но и это не помогало, так как затем он снова забирался в постель, чтобы согреться.

Относительно себя я полагаю, что смог бы не ложиться снова в постель, если б мне удалось вылезти из нее. Я нахожу, что труднее всего оторвать голову от подушки; никакие решения, принятые накануне, не помогают. Потеряв попусту весь вечер, я говорю себе: «Сегодня я больше не буду работать, лучше встану завтра пораньше». Я бесповоротно решаю так и поступить. Утром, однако, эта идея нравится мне уже меньше, и я размышляю, что было бы лучше, если бы я подольше посидел вчера вечером. А возня с одеванием? Чем дольше об этом думаешь, тем больше хочется оттянуть страшную минуту.

Странная вещь эта постель, подобие могилы, где мы распрямляем свои усталые члены и погружаемся в покой и забвение. «Чудесное ложе, родная кровать, смертельно устал я, мне хочется спать», — как пел бедный Гуд, — ты добрая старая нянька для нас, избалованных детей.

Умных и глупых, злых и добрых, ты всех принимаешь в свои материнские объятия, и наш капризный плач затихает. Сильный мужчина, которого одолевают заботы, больной, которого одолевают недуги, маленькая девушка, которая горько плачет, узнав об измене возлюбленного, — все мы кладем свои усталые головы на твою белую грудь, и ты нежно нас убаюкиваешь.

Как бывает тяжело, когда ты от нас отворачиваешься и не хочешь успокоить. Как долго не наступает утро, если мы не можем заснуть. О, эти ужасные ночи, когда мы ворочаемся и мечемся в лихорадке, когда мы лежим как живые среди мертвых, вперив широко раскрытые глаза в темноту и считая часы, которые бесконечно медленно тянутся до рассвета! О, эти еще более ужасные ночи, когда мы сидим у постели больного, а догорающие в камине дрова, рассыпаясь, заставляют нас поминутно вздрагивать и стук маятника кажется ударами молота, разбивающего жизнь человека, которого мы так стараемся выходить!

Но довольно о постелях и спальнях. Я слишком долго, даже для лентяя, распространялся о них. Давайте выйдем и покурим. Это тоже способ провести время, и притом неплохой. Табак — сущее благо для нас, лентяев. Трудно представить себе, чем могли занять свой ум чиновники до времен сэра Уолтера[2]. Буйные нравы молодых людей эпохи средневековья я приписываю исключительно отсутствию этого успокоительного зелья. Делать им было нечего, курить они не научились, в результате чего постоянно сражались и дрались. Если в виде исключения не было войны, они затевали смертельную семейную распрю с ближайшим соседом, а если, несмотря на это, у них все же оставалось свободное время, они начинали спорить о том, чья возлюбленная красивее, причем доводами с обеих сторон служили дубинки, секиры и тому подобное.

Вопросы вкуса решались в те времена быстро. Когда молодой человек двенадцатого столетия влюблялся, он не отступал на три шага назад, не смотрел в глаза своей любимой и не говорил, что она слишком прекрасна для этого мира. Он заявлял, что выйдет из дома и проверит это. И если, выйдя из дома, он встречал человека и проламывал голову, — не себе, а этому человеку, — это означало, что она, то есть возлюбленная этого первого, — красива. Но если встреченный им человек проламывал голову, — конечно, не свою, а этого первого, — это означало, что красива не его возлюбленная, то есть не возлюбленная первого, а… Смотрите: если А. проломил голову Б., то красива возлюбленная А., если же Б. проломил голову А., то красива не возлюбленная А., а возлюбленная Б.

Таков был их метод оценки произведений искусства.

В наши дни мы закуриваем трубку и предоставляем решать этот вопрос тем же способом самим девушкам.

Они это делают неплохо. Вообще они привыкают все делать за нас. Они становятся врачами, адвокатами, музыкантами. Они руководят театрами, покровительствуют мошенникам и издают газеты. Я предвижу время, когда нам, мужчинам, только и останется, что лежать в постели до полудня, прочитывать по два романа в день, приглашать друг друга на чашку чая и не обременять свой ум ничем, кроме рассуждений о последнем фасоне брюк и спорами о том, из какого материала сшит костюм мистера Джонса и хорошо ли он сидит на нем.

Восхитительная перспектива — для лентяев.

1886

,

Примечания

1

блаженное безделье (итал.)

2

Уолтер Ралей (1552—1618) — английский политический деятель и писатель. Совершил несколько путешествий к берегам Америки. Считается, что он первым завез в Англию табак.