Следует ли женатому человеку играть в гольф?

когда он всерьез берется за игру.

Но честь француза требует удовлетворения. Он забывает о шнурке, он забывает об игре. Он собирает все мячи, какие только удается найти: свой мяч, ваш мяч, любой мяч, который оказывается под рукой. И тогда он начинает ответный матч. В этот момент лучше всего заползти за сетку. Большинство игроков именно так и поступает; более робкие направляются в помещение клуба, где заказывают себе кофе и закуривают сигареты. Через некоторое время оба игрока чувствуют себя удовлетворенными. Тогда остальные собираются вокруг них и требуют обратно свои мячи. Это сама по себе неплохая игра. Каждый стремится захватить возможно больше своих и чужих мячей — предпочтительно чужих — и начинает бегать с ними по корту, преследуемый улюлюкающими владельцами.

Примерно через полчаса, когда все смертельно устанут, игра — первоначальная игра — возобновляется. Вы интересуетесь, какой счет; ваш партнер быстро отвечает, что счет «сорок-пятнадцать». Оба ваши противника бросаются к сетке, где, по-видимому, сейчас начнется драка. Но происходит лишь дружеская перебранка; они сильно сомневаются, чтобы счет был «сорок-пятнадцать». «Пятнадцать- сорок» — вот это вполне возможно; такой счет они и предлагают принять в качестве компромисса. Прения заканчиваются соглашением, что счет «ровно». Так как дело редко обходится без подобного инцидента где-нибудь посередине игры, счет обычно бывает «ровно». Таким образом, обе стороны удовлетворены; никто не выигрывает партию, и никто не проигрывает. Одной игры вполне хватает на целый день.

Кроме того, серьезный игрок неизбежно теряется, по временам неожиданно лишаясь партнера: обернувшись, вы видите, что он беседует с каким-то посторонним человеком. Никто, кроме вас самих, и не подумает возражать против его отсутствия. Противники относятся к этому лишь как к удобному случаю выиграть очко. Спустя пять минут он возобновляет игру. С ним приходит его друг, а также собака друга. Появление собаки игроки встречают с восторгом; все мячи летят в собаку. Пока собака не устанет, у вас нет ни малейшей надежды сыграть. Но все это, несомненно, в скором времени переменится. Во Франции и Бельгии есть несколько прекрасных игроков, от которых соотечественники постепенно переймут более высокий класс. В теннисе французы переживают еще период младенчества. Усвоив правильную точку зрения на эту игру, они вместе с тем научатся посылать мячи не так высоко.

По-моему, всему виной континентальное небо. Оно такое голубое, такое прекрасное; естественно, что оно притягивает к себе. Как бы то ни было, остается фактом, что всякий игрок, будь то англичанин или иностранец, на континенте стремится запустить мяч прямо в небо. В мое время среди членов английского клуба в Швейцарии был один молодой англичанин, действительно прекрасный игрок. Он не пропускал почти ни одного мяча. Его слабым местом был ответный удар: мяч всякий раз взлетал в воздух примерно футов на сто и опускался на площадке противника. Противник в таких случаях обычно стоял, следя за мячом, этой крошечной точкой в небе, которая все увеличивалась по мере приближения к земле. Люди, пришедшие позднее, пытались заговорить с ним, полагая, что он следит за полетом воздушного шара или орла. Он отмахивался, объясняя, что побеседует с ними позднее, после прибытия мяча. Мяч с глухим стуком падал у его ног, опять взлетал ярдов на двадцать и снова опускался. Когда мяч оказывался на нужной высоте, игрок посылал его через сетку, а еще через мгновение он снова взлетал в небо. На соревнованиях я видел, как этот молодой человек со слезами на глазах умолял дать ему судью. Все судьи разбежались. Они прятались за деревьями, добывали себе цилиндры и зонтики, чтобы походить на зрителей, прибегая к любым, пусть самым низким уловкам, лишь бы избавиться от обязанности судить матч этого молодого человека. Если только его противник не засыпал или у него не начинались судороги, игра могла продолжаться целый день. Принимать его мячи мог всякий; но, как я уже сказал, сам он не пропускал почти ни одного мяча. Он неизменно выигрывал; примерно через час его противник терял терпение и старался проиграть. Для него это была единственная возможность пообедать.

Вообще говоря, на теннисный корт за границей приятно смотреть. Женщины здесь уделяют больше внимания своим костюмам, чем наши теннисистки. Мужчины обычно одеты в белоснежную спортивную форму. Как правило, корт расположен в самом красивом месте, а здание клуба весьма живописно; здесь всегда царят смех и веселье. Возможно, класс игры не так уж высок, но самое зрелище восхитительно. Недавно я отправился с одним знакомым в его клуб в предместье Брюсселя. Территория с одной стороны была ограничена лесом, а с трех остальных сторон — petites fermes — так называют небольшие наделы, которые обрабатывают сами крестьяне.

Был чудесный весенний день. Все корты были заняты. Рыжая земля и зеленая трава создавали фон, на котором женщины в своих новых парижских туалетах с яркими зонтиками выделялись подобно прекрасным живым букетам. Вся атмосфера, казалось, была соткана из беспечного веселья, флирта и легкой чувственности. Современный Ватто с жадностью ухватился бы за такой сюжет.

По соседству, отделенная почти невидимой проволочной оградой, работала группа крестьян. Пожилая женщина и молодая девушка, обвязав плечи веревкой, тащили борону, которую направлял высохший старик, похожий на старое чучело. На мгновение они остановились у проволочной ограды и стали смотреть сквозь нее. Получился необычайно сильный контраст: два мира, разделенные этой проволочной оградой — такой тонкой, почти невидимой. Девушка утерла рукой пот с лица; женщина заправила седые пряди, выбившиеся из-под платка; старик с некоторым трудом выпрямился. Так они простояли примерно с минуту, со спокойными, бесстрастными лицами, глядя через эту непрочную ограду, которая рухнула бы от одного толчка их огрубевших от работы рук.

Хотел бы я знать, шевелились ли в их мозгу какие-нибудь мысли? Эта девушка — красивая, несмотря на уродливую одежду. Женщина — у нее было удивительно хорошее лицо: ясные, спокойные глаза, глубоко сидящие под широким квадратным лбом. Старое высохшее чучело — всю свою жизнь он сеял весной семена тех плодов, что достанутся другим.

Старик снова склонился над веревками и подал знак. Группа двинулась вверх по склону холма. Кажется, Анатолю Франсу принадлежат слова: «Общество держится на долготерпении бедняков».

1904