Томми поджала губы.
— Стихи в издательском деле неходкий товар. За бесплатно можно раздобыть сколько угодно всяких стихов.
— Ну хотя бы полкроны? — взмолился незнакомец.
Томми кинула беглый взгляд через стол, и только тогда впервые смогла оглядеть его с ног до головы. На посетителе было длинное, поношенное коричневое пальто — собственно, длинным оно бы оказалось на мужчине обычного роста, тогда как незнакомец был необыкновенно высок, и подобное пальто на нем выглядело до смешного коротким, едва доходя ему до колен. Вокруг шеи был аккуратно обмотан и засунут глубоко под сюртук голубой шелковый шарф, так что, не видя рубашки с воротничком, есть ли она на нем в действительности, сказать было невозможно. Из рукавов торчали синие от холода руки. Вместе с тем черный сюртук и жилет, а также серые французские панталоны были, бесспорно, сшиты первоклассным портным и сидели на нем идеально. Шляпа, которую он положил на стол, отдавала восхитительным блеском, а ручку шелкового зонта венчала позолоченная голова орла с двумя рубинами вместо глаз.
— Можете оставить рукопись, если вам угодно, — предложила Томми. — Я поговорю насчет нее с редактором, когда он вернется.
— Не забудете? — не отставал незнакомец.
— Нет, — ответила Томми. — Я не забуду.
Сама того не осознавая, она не сводила с незнакомца глаз, незаметно вернулась старая привычка пристально и критически осматривать собеседника.
— Премного вам благодарен, — сказал незнакомец. — Завтра я снова зайду.
Попятившись к двери, он наконец вышел.
Томми сидела, закрыв лицо ладонями. «Этюды» Черни были позабыты.
— Заходил кто-нибудь? — осведомился Питер Хоуп.
— Нет, — сказала Томми. — Хотя... так, один человек. Оставил вот это... по-моему, неплохо.
— Старая песня, — заметил Питер, разворачивая рукопись. — Мы все начинали со стихов. Затем принимались писать романы — на поэзии не заработаешь. Теперь пишем заметки: «Как сделать брак счастливым», «Как следует воспитывать девочек». Вот и проходит жизнь. Так что по поводу этой рукописи?
— А, обычное дело! — сказала Томми. — Он хочет за нее полкроны.
— Вот бедняга! Дадим ему полкроны.
— Это не деловой подход! — проворчала Томми.
— Ну, как сказать, — заметил Питер. — Поместим это в рубрике «Телеграммы».
На другой день незнакомец явился рано утром, забрал свои полкроны и оставил очередную рукопись — на сей раз очерк. Кроме того, он оставил свой зонтик с золоченой ручкой, прихватив вместо него старый дешевый зонт Клодда, который держал его здесь на случай крайне ненастной погоды. Питер счел, что очерк неплох.
— У него есть своя манера, — сказал Питер, — Он оригинально пишет. Скажи ему, чтоб пришел, я хочу с ним встретиться.
Не обнаружив своего зонта, Клодд пришел в негодование.
— Что мне с этой штукой делать! — бурчал он. — С такими только всякие пижоны в пантомиме выступают! Нет, этот малый полный идиот!
Когда незнакомец появился в следующий раз, Томми изложила ему комментарий обоих. Что касается ситуации с зонтами, то тут незнакомец скорее выразил огорчение, нежели удивление.
— Так вы считаете, что мистер Клодд не возьмет этот зонт в обмен на свой? — спросил он.
— Едва ли ваш в его вкусе, — пояснила Томми.
— Как странно! — с улыбкой заметил незнакомец. — Вот уже почти месяц я пытаюсь избавиться от этого зонтика. Когда-то, когда я предпочитал с моим зонтиком не расставаться, его обязательно кто-нибудь уносил по ошибке, оставляя вместо него какое-нибудь старье. Когда же я и в самом деле решил распроститься с ним, зонт оказался никому не нужен!
— А почему вы хотите от него избавиться? — спросила Томми. — По-моему, прекрасный зонт.
— Вы даже представить себе не можете, сколько неприятностей он мне доставляет, — сказал незнакомец. — Этот зонт для богатого человека. Мне стоит огромных усилий отправиться с ним в дешевый ресторан. Стоит мне на это решиться, как официанты принимаются предлагать мне самые дорогие блюда и рекомендовать шампанское самых изысканных марок. И бывают безмерно удивлены, когда я заказываю только отбивную и стакан пива. И мне не всегда достает смелости их разочаровывать. Поистине этот зонт для меня прямо-таки бедствие! Стоит мне его поднять, чтобы остановить омнибус, тотчас несколько кебов подъезжает ко мне и кучеры принимаются спорить, кто первый. Буквально ничего не могу сделать так, как мне хочется. Я хочу жить просто и без претензий, но он мне не позволяет.
— А вы не могли бы его потерять? — со смехом спросила Томми.
— Потерять! — рассмеялся незнакомец в свою очередь. — Вы не представляете, до чего пошли честные люди! Я сам не представлял. За последние пару недель человечество значительно выросло в моих глазах. Люди бегут за мной Бог знает откуда, чтобы всучить мне снова мой зонт — притом в дождливый день, притом те, которые не могут себе позволить подобную вещь. То же происходит с этой шляпой. — Незнакомец со вздохом взял ее в руки. — Я все время пытаюсь оставить ее где-нибудь и взять взамен что- либо умеренно поношенное. Мне упорно не дают этого сделать.
— Так почему бы вам не заложить их? — предложила практичная Томми.
Незнакомец посмотрел на нее с восхищением.
— А знаете, мне это вовсе не приходило в голову. Ну конечно же! Какая блестящая идея! Я вам очень признателен.
И незнакомец, явно окрыленный, удалился.
— Вот дуралей! — в задумчивости пробормотала Томми. — Ему платят четверть того, что ему причитается, а он довольствуется этим и говорит: «Я вам очень признателен!»
И весь остаток дня Томми с беспокойством только и думала об этом беспомощном незнакомце.
Незнакомца звали Ричард Дэнверс. Он жил на противоположной стороне Холборна в квартале Фезерстоун, но большую часть времени проводил в редакции «Хорошего настроения».
Питеру он пришелся по душе.
— Многообещающий юноша, — считал Питер. — Его критический отзыв на мою статью «Образование женщин» свидетельствует о том, что он способен мыслить и чувствовать. Это выдает в нем ученого и мыслителя.
Секретарь редакции Флипп (по-настоящему Филип) тоже ему симпатизировал, а мнение Флиппа принято было считать основополагающим.
— Он молодчина, — заявлял Флипп, — вовсе не задается. Человек с мозгами, хотя это не сразу бросается в глаза.
Он нравился мисс Рэмсботэм.
— Мужчин, — говорила она, — тех мужчин, о которых стоит говорить, — поясняла она, — можно разделить на две группы. На мужчин, которые должны нам нравиться, но не нравятся. И мужчин, которые нам нравятся, хотя для этого нет видимых оснований. Лично я вполне могла бы влюбиться в вашего друга Дика. Он привлекателен именно сам по себе.
Даже Томми он по-своему нравился, хотя временами она бывала с ним резка.
— Если вы пишете о большой улице, — ворчала Томми, просматривая корректуру, — почему не сказать просто «большая улица»? Зачем вы вечно называете ее «главной артерией»?
— Прошу прощения, — извиняющимся тоном заметил Дэнверс. — Но это не моя идея. Вы посоветовали мне ознакомиться с журналами для высшего общества.
— Я не просила вас в точности повторять все их огрехи! Ну вот, опять! Вечно у вас толпа — «чудовище с головой гидры», а чай — «напиток, который освежает, но не пьянит»!
— Боюсь, я доставляю вам кучу хлопот, — заметил сотрудник журнала.
— Боюсь, что так оно и есть, — согласилась с ним помощник редактора.
— Только не думайте, я не безнадежен! — умоляюще сказал сотрудник. — Просто я вас не так понял. Впредь я буду писать на хорошем английском языке.
