увидеть. Точнее, совсем не спрятаны, стоят в кустах почти на самом виду. То есть специально для нас эти удочки. И тут же, конечно, раскрытая консервная банка с червями.
Взял я удочку, надел на крючок червяка, закинул.
Поплавок качается на волнах, на редиску похожий, бордово-белый.
И вдруг нырнул.
Тащу — огромный сазан, с усами!.. И понеслось!
…Такого клёва в жизни я не встречал ни до ни после!
До самого вечера ловили. Солнце уже садиться стало.
Потом выпустили сазанов из ведра обратно в озеро, удочки в кусты спрятали, пошли. Вышли на какую-то дорогу.
— Неохота домой возвращаться, — Дзыня говорит. — Хорошо бы где-нибудь заночевать.
И вдруг видим: стоит невдалеке от дороги дом. С одной стороны — окна выходят, освещённые солнцем, с цветами, с трёх других сторон — высокий глухой забор.
Подошли поближе. На одном окне собака сидит, свесив уши. Подпрыгнул я, за уши её схватил, подтянулся, влез.
Собака ничего, только улыбается.
За мной таким же манером и Дзыня влез.
Осмотрелись в комнате. Стол накрыт: мандарины, маринады… в общем — всё!
Поели, легли спать.
Проснулся я рано-рано. Вышел во двор. Высокий глухой забор. Посредине двора стол из досок, покрытый крупной росой.
Слышу вдруг: в доме телефон зазвонил. Слышу, Дзыня говорит:
— Аллё!.. Так… Всё понял… Всё ясно!
— Кто это? — На веранду к нему вхожу.
— Да это сазаны с озера звонят, спрашивают, когда придём. Скучают.
— Всё ясно!
Только собрались мы с Дзыней на озеро, вдруг появляются снова прямо из стены его родители.
— Что, — ему говорят, — всё бездельничаешь?
— Рыбу ловлю, — Дзыня говорит.
— Это, по-твоему, занятие? — отец ему говорит. — А ну-ка пойдём!
И исчезли все они в стене. Испугался я. А вдруг, думаю, Дзыня навсегда пропал?
Но нет, к счастью, скоро появился, один, но какой-то встрёпанный.
— Да! — говорит. — Видно, они от меня не отстанут. Говорят, выбирай себе какое-нибудь дело — и всё! Зачем, говорю, мне дело, если я и так хорошо живу?.. Выбирай, говорят, и всё!
Рыбу, понятно, мы в тот день не ловили, помчались с Дзыней домой. Сели, стали думать.
— Всё ясно! — примерно через час Дзыня говорит. — Значит, так: есть тут, рядом совсем от нашего дома, швейное училище. Занятия — один час в день. Стипендия — сто рублей. Буфет бесплатный.
— Сам всё придумал? — говорю. — Вообще, неплохо! Пошли.
Вышли из дома, прошли, видим: стоит на бывшем пустыре новенькое здание.
Вошли мы с Дзыней внутрь, по комнатам походили, посмотрели. Всюду стоит новенькое оборудование: швейные машины, вязальные аппараты.
— Так. Всё ясно! — Дзыня говорит. — А теперь — на волю!
— А разве час уже прошёл? — спрашиваю.
— Конечно! — Дзыня говорит.
Показывает большие часы в коридоре — по ним действительно час уже прошёл. Да, здорово, когда всё можешь!
И тут же оказались мы в лесу. Сазаны, увидев нас, от радости на два метра из воды выпрыгивали!
А берег — весь в грибах!
Идём с грибами по лесу — вдруг медведь из кустов выходит, отдаёт Дзыне честь.
— Разрешите обратиться! — Дзыне говорит. — Вас к телефону.
Повёл нас среди кустов — на дереве оказался телефон.
— А кто это меня? — Дзыня спрашивает.
— Директор училища, — медведь говорит.
— Вот тип! — Дзыня говорит. — Я же его назначил и он же мне покоя не даёт!
— Аллё! — Трубку взял. — Что… когда завтра занятия начинать? Пока ещё не знаю… Подумаю… Сказал — подумаю!
Повесил трубку, рассердившись.
— Вот тип! — Дзыня говорит.
— Извините, — медведь снова честь отдал. — Я думал, вас по делу.
— Очень нужны мне эти дела! — Дзыня говорит.
Умчались домой.
Я матери своей половину грибов принёс, она просто обомлела. Лёг спать — и проспал. Просыпаюсь, солнце уже высоко. Проспал! Помчался впопыхах в училище, прибегаю — там только сторож сидит: ни оборудования, ни учеников — пусто!
— Приказ вышел, — сторож говорит. — Перевести всё это училище в лес!
«Ясно, — думаю, — чей это приказ!»
Приезжаю в лес.
Действительно, всё оборудование на поляне: столы, швейные машинки, вязальные агрегаты. Тут же рядом спит медведь.
Дзыня на озере ловит рыбу.
— Ну что, — Дзыня мне говорит, — не слабо я придумал?
— Замечательно! — говорю.
Пошли, покрутили немножко швейные машинки, потом снова на озеро вернулись.
Вечером пошли снова в тот деревянный дом, заночевали.
Прожили так три дня.
— Ну что, — однажды говорю утром. — Сегодня в училище пойдём?
— Мне лично надоело! — Дзыня говорит. — Оборудование стоит и тут же всякие звери бегают! Учащиеся рыбу ловят. Куда это годится?!
— Вот это да! — Я даже изумился. — Сам же всё так сделал и сам же теперь недоволен! Вот это да!
— Ну и что? — Дзыня говорит. — Как хочу, так всё и будет. В общем — всё!
И снова мы в городе, у него дома оказались.
— Всё, хватит! — Дзыня говорит. — Надоело, каждый ещё будет указания мне давать! Раз я всё могу, хочу взрослым стать, чтоб никто мне указывать не смел! Как, со мной ты или остаёшься?
Задумался. Страшно очень бросать всё тут.
— Ну как? — Дзыня спрашивает.
— С тобой!
— Ну, спасибо! — Дзыня говорит. — Теперь помчались!
И тут замелькало всё, замелькало, потом остановилось резко, я даже покачнулся…
И всё — мы уже взрослые, большие! Только одежда на нас старая осталась, кое-где лопнула, кое-где короткая — до колен, до локтей.
— Да-а-а! — Дзыня задумчиво говорит.
Даже его, видно, это превращение удивило.
— Надо бы одежонку сменить! — показываю ему.
— А… точно, — Дзыня вроде бы стал в себя приходить. — Ну давай. Что мы наденем?
— Не знаю, — говорю, — что сейчас модно?
Подумали, решили одеться скромно: замшевые кепки, замшевые куртки, кожаные брюки, бархатные сапоги.
