Сарацины: от древнейших времен до падения Багдада

хмуро взирающих на округу с высоты 60,100, а то и 150 метров. Таково место, где, по преданию, Агарь и Исмаил нашли себе приют. Оно, несомненно, годится в качестве колыбели для дикого, стойкого, предприимчивого и подвижного народа, которому, говоря языком Писания, на роду написано быть против всех и вся; народа, которому приходилось быть сильным и суждено было противостоять соседям, веками держать их в страхе.

В какие-то времена, вероятно, задолго до того как исторические летописи запечатлели что-либо из подобных событий, поток паломников устремился в скудную долину, а весь западно-центральный район Аравии стал называться Хиджаз, «земля паломников». Большинство торговых путей далеко отклонились от побережья Красного моря, однако фетишизм все еще влек тысячи беззаветных приверженцев в эту долину. Толпы их в основном собирались близ горы Милосердия (Арафат), представляющей собой небольшое возвышение, чуть больше 60 метров над равниной — на ее священной вершине, как гласит предание, Адам некогда возвел молитвенный дом, где архангел Джабраил учил его молиться.

Толпы паломников приносили этому краю большие деньги. Те, кто похитрей, смекнули, что тот, кто воспользуется всем этим с умом, завладеет и властью, и богатством. Так называемые потомки Исмаила считали, что находятся в привилегированном положении, и какое-то время действительно держали бразды правления в своих руках. Но завистливые соседи лишили их этого права и захватили власть, удерживая ее до тех пор, пока у некого Кусая не набралось честолюбия и силы настолько, чтобы заявить о своих правах и сосредоточить наконец власть над городом в своих руках. Родом он был из племени Фихр, по прозванию Курайш (что значит «торговец»), и его родословная была тщательно изучена, и знали о нем немного — лишь то, что он был влиятелен. Кусай привел с собой в долину множество родичей примерно в 440 г. до н. э., построил дворец и дом для оформления важных торговых сделок, следил за прибытием и отправкой караванов; хранил ключи от Каабы. Он монополизировал поставку пилигримам хлеба, отпускал освежающую воду из колодца Земзем, одним словом, — он создал город Мекку и твердой рукой правил им.[18]

Кусай захватил к тому же всю гражданскую, политическую и религиозную власть, предоставляя паломникам условия для требуемых религиозных обрядов и ритуалов. Набожные и суеверные арабы без колебаний подчинялись его указаниям. Прибывая к месту паломничества, они облачались в специальную одежду, ихрам, почтительно приближались к Каабе и целовали священный черный камень; они совершали таваф, семикратно обходя вокруг здания, три раза — стремительно и четыре раза — легкой походкой. Они семь раз поднимались на холмы Сафа и Марва и спускались с них. Ранним утром они стремительно взбегали на гору Арафат и торопливо мчались обратно. Они бросали камни в три столба, исполняя этот мистический ритуал в память об Аврааме или, возможно, в память о встрече Авраама с Иблисом, когда пророк подобным же образом прогнал злого духа прочь. Они приносили в жертву животных и, сняв с себя платье, отдыхали три дня, потом повторяли вновь круги вокруг Каабы, после чего могли уже свободно обратить взоры к своим жилищам, дабы вернуться к повседневным занятиям, получив навсегда почетное звание паломника, совершившего хадж. Подношения, сделанные правоверными, предназначались в память о жертве Исмаила, которую намеревался принести Авраам, так как своим предком они почитают его вместо Исаака. Каковы были обязанности пилигримов раньше, мы сказать не можем, так же как мы не знаем имен божеств, которым поклонялись прежде в Каабе, хотя в старину в пантеоне их было больше, чем дней в году.

Наследникам властителя города не пришлось в мире и спокойствии наслаждаться привилегиями старейшины Мекки. История сохранила свидетельства о многочисленных распрях между ними. Одно время вперед выдвинулся некто Абд-Менаф, достаточно сильный, чтобы и своему сыну Хасиму передать почетное право принимать паломников. Омейя, племянник Хасима, оказался его непримиримым противником, в результате чего между потомками того и другого последовала настоящая война, продолжительная и кровавая. Каким-то странным образом священный колодец оказался запертым и заброшенным, пока Абд аль-Мутталиб, сын Хасима, чудодейственным образом не открыл его вновь, что немедленно возвысило и прославило его в глазах современников. Почетом и уважением он пользовался до конца своих дней.

В минуту слабости Абд аль-Мутталиб принял обет, что случись ему быть благословенным десятью сыновьями, один из них непременно будет принесен в жертву Аллаху. Спустя годы нужное количество отпрысков появилось на свет, и опечаленный отец собрал их всех в Каабе и бросил жребий, чтобы узнать, кого следовало принести в жертву. Жребий пал на Абдуллу, очаровательного позднего ребенка, и жертвенный нож был торжественно подан. И тогда сестры Абдуллы предложили бросить жребий между юным братом и десятью верблюдами — ибо такова была установленная плата за кровь человека. Абд аль- Мутталиб вторично бросил жребий — и о горе! — жребий снова пал на возлюбленного сына. Снова было решено бросить жребий, увеличив число животных, но жребий вновь пал на ребенка. Снова и снова повторялось испытание, пока не был предложен сотый верблюд, и тогда, к всеобщей радости, жребий пал на верблюдов! Абдуллу отпустили, а жители Мекки устроили пир на тушах жертвенных животных.[19]

До Кусая в Аравии не было настоящего правителя, и каждый творил то, что сам считал правильным, лишь отчасти опираясь на мнение своего племени; последующее правление искало опору в насилии, и само было готово к тому, что его в любую минуту могут свергнуть. Таково было положение дел к концу «эпохи невежества», к тому моменту, когда внешнему миру суждено было вмешаться в дела полуострова — и узреть чудеса Востока!

IV Год слона

В годы, когда на свете жил Абд аль-Мутталиб, в Йемене правил могущественный Абиссинский наместник по имени Абраха. Его столица находилась в Сане, где сосредоточена была торговля с Персией и внутри самой страны. Абраха установил правление, слава о котором не поблекла и по сей день, ибо известно, что в Сане даже сейчас имеется множество привлекательных зданий, садов с фонтанами и дворцов и что она все еще остается центром оживленной торговли. Действуя от лица христианского принца, Абраха воздвиг величественный храм, который, как он надеялся, отвлечет паломников от Каабы, но его ждало разочарование, а христианского смирения в нем оказалась не достаточно, чтобы сдержать бурное негодование при виде своего поражения. И он вознамерился завершить при помощи силы то, чего не удалось осуществить путем убеждения. Обуреваемый гневом, собрал он войско, дабы напасть на Мекку, продефилировал во главе его мимо города с развернутыми знаменами и с легкостью разметал противника, вышедшего ему навстречу во главе неорганизованных племен, первыми попавшихся под руку.

Но чем сильнее выплескивалась его кипящая ярость наружу, тем все больше день ото дня возрастали тяготы его похода. Говаривали, что Сана лежит в пятнадцати днях пути от Аль-Мохи и Адена, и, если это так, то до Мекки от нее добираться не меньше сорока дней.[20] На расстоянии трех дней пути от Священного города находится Таиф (Эт- Таиф), небольшой город, который в наши дни считается почти столь же священным, как и «Мать городов». В те времена по каким-то причинам жители Таифа не испытывали большой симпатии к мекканцам, о чем и было доложено Абрахе. Мало того — нашелся в Таифе проводник, готовый провести войско по пустыне до самого города, разорить который оно намеревалось, — не слишком-то добрососедский поступок. Со времени того незабываемого похода прошли века, однако о вероломстве предателя-проводника помнят до сих пор. С той поры всякий прохожий швырял камни на его могилу, так как он по дороге внезапно скончался и прожил не слишком долго после того, как предложил завершить поход в трое суток. Тем не менее человека, охваченного гневом, остановить непросто, и Абраха, не переставая неистовствовать, посылал все новые отряды, которым было приказано брать по дороге любой попадавшийся скот, заодно распространяя среди населения слухи о доблести наместника. Велено было рассказывать об его могущественной армии, о сокровищах города Саны, но более всего твердили, как нам доподлинно известно, об его громадном слоне, повсюду сопровождавшем господина вместе с его свитой. Слоны были еще незнакомы жителям Аравии, и потому он им внушал ужас. Двести верблюдов Абд аль-Мутталиба были сметены во время похода авангардом Абрахи.