быть может, знакомо — ученые мужи издавна ломают голову над его смыслом, — но сейчас ты услышишь, как оно звучит в оригинале. Никто, кроме нас с тобой, возможно, не знает подлинного текста — и не узнает.
Бевлин, грея руки о чашу, посмотрел в глаза своему собеседнику. Таул встретил его взгляд, и в тишине, нарушаемой лишь треском огня, что-то невысказанное связало их.
— Мир постоянно меняется, — тихо сказал Бевлин, прервав молчание. — И причиной тому всегда людская алчность. Для архиепископа Рорнского деньги важнее, чем Бог, герцог Бренский рвется захватить побольше земель; город Марльс, без разбору торгуя с чужими краями, сам на себя навлек чуму. А король Лескет, правитель Четырех Королевств, в это самое время пытается избежать войны с Халькусом... но неясно, добьется ли он успеха.
Бевлин и Таул помолчали, оба погрузившись в свои мысли, и первым теперь заговорил молодой человек, как мудрец и ожидал:
— Зачем меня прислали к тебе?
Бевлин подозревал, что рыцарь уже знает ответ.
— Есть дело, которое ты, по моему убеждению, можешь выполнить.
— Тирен полагал, что ты дашь мне поручение. В чем же оно состоит? — Таул так рвался это узнать, что Бевлина охватила невольная печаль.
— Оно состоит в том, чтобы найти иголку в стоге сена.
— Что ты хочешь сказать? — Таул произносил подобающие случаю слова, но Бевлин понимал: рыцарь знает, что будущее предопределено и все, о чем они сейчас говорят, было предначертано заранее.
— Я хочу, чтобы ты нашел мальчика, которому теперь около двенадцати зим.
— Где же мне искать его?
— Боюсь, что на этот вопрос так просто не ответить.
— Одного из тех двоих? — спросил Таул. Мудрец кивнул:
— Того, о ком говорится в пророчестве. — Больше Бевлин ничего не сказал, хотя ему и хотелось, — лучше рыцарю не знать, что убеждает мудреца в том, что пророчество осуществится весьма скоро. — Больше мне, пожалуй, нечего добавить. Могу посоветовать тебе только одно: доверься своему внутреннему голосу. Ищи мальчика, который на самом деле не тот, кем кажется, который чем-то отличается от других. Когда ты найдешь его, ты его узнаешь.
— Что же будет, если я найду его?
— Ты получишь свое последнее кольцо. За этим тебя и прислали сюда, не так ли? — Бевлин пожалел о своих словах, не успев их произнести. Молодой человек пока что не сделал ничего, чтобы заслужить подобную обиду.
— Да, за этим, — просто ответил рыцарь. — Это единственное, ради чего я теперь живу.
Он опустил рукав, прикрыв свои кольца, а Бевлин подумал, что этот рыцарь чем-то отличается от тех, с которыми старик встречался прежде. Таул не менее предан своему призванию, чем другие, но чувствуется в нем какая-то уязвимость. Вальдис взращивал в своих стенах рыцарей особой закалки: они приносили обеты беспрекословного послушания, безбрачия и обязались отдавать весь свой доход на благо общего дела. Что же это за дело? Орден был задуман как образец высоконравственного братства, призванного помогать нуждающимся и угнетенным. Теперь, если судить по тому, что просачивается сквозь стены Вальдиса, рыцарей больше заботит политика, нежели любовь к человечеству.
Политика и деньги. За приезд Таула сюда заплачено золотом — хотя Бевлин был уверен, что рыцарь об этом не знает. Тирен, вероятно, сказал Таулу, что тому предстоит совершить великий подвиг к вящей славе всего ордена. Так оно и есть — только Вальдис этого знать не может. Для Тирена Бевлин — всего лишь старый дурак, мечтающий предотвратить войну, которая еще и не начиналась. Что ж, если золото Бевлина оказалось красноречивее его пророчеств, так тому и быть. Итог в конечном счете будет тот же. Бевлин получил то, что хотел: полного сил молодого рыцаря, который поможет ему искать мальчика. И Тирен получил то, что хотел: деньги, которые пустит на свои интриги.
С рыцарством дело не всегда обстояло так, как теперь: некогда рыцари славились благородством и ученостью. На них возлагалось бремя соблюдения мира во времена смуты, голода и чумы. Ни один город не мог внушить им робость, и ни одно селение не было настолько малым, чтобы обратиться к ним за помощью. Целый легион рыцарей однажды проделал сотню лиг с бочонками за спиной, чтобы доставить воду в городок, страдавший от засухи. О них складывались бесчисленные песни, и целые поколения женщин обмирали при виде их. А ныне они опустились до политических махинаций.
Бевлин не совсем понимал, чего, собственно, рыцари надеются этим добиться. Вальдис, надо признать, утратил былое величие — Рорн давно затмил его в качестве финансовой столицы Обитаемых Земель, и рыцарский город явно завидовал удачливому сопернику. Тирен, пытаясь восстановить прежнее положение на рынке, потихоньку скупал соляные варницы и рудники. Если рыцари приберут к рукам всю торговлю солью, города окажутся в их власти — особенно южные, живущие рыбным промыслом. Но речь идет не только о коммерции: Тирен, всего год назад ставший главой ордена, уже заявил себя рьяным ревнителем веры.
Крупнейшие города юга — Рорн, Марльс и Тулей — придерживаются той же веры, что и Вальдис, но трактуют ее догматы более вольно. Посему Вальдис намерен объявить себя духовным властителем юга и уже поговаривает о реформации, что чревато бедой.
Да, беды не избежать. Бевлин предвидел раздор. Не ирония ли в том, что рыцари, которые своей алчностью, смешанной с религиозным пылом, того и гляди заварят большую войну, отрядили одного из своей среды на поиски мальчика, который эту войну прекратит! То, что они послали сюда Таула, руководствуясь наживой, а не стремлением свершить доброе дело, как нельзя лучше совпадает с пророчеством Марода: «Когда благородные мужи позабудут о чести».
Бевлин тяжело вздохнул, видя жестокие испытания впереди. Молодой рыцарь сидел тихо, погруженный в раздумье. Что-то в его позе, в его завороженности огнем глубоко тронуло мудреца. Рыцарь пытался одолеть какую-то душевную муку: каждый мускул его лица, каждое дыхание, слетавшее с его губ, свидетельствовали об этом. Бевлин мысленно дал зарок никогда не говорить Таулу об истинной причине, побудившей Вальдис послать его сюда.
— Итак, друг мой, — сказал Бевлин, — каково твое решение? Поможешь ли ты мне найти мальчика?
— Иного решения и быть не могло. — В голубых глазах Таула читалась покорность долгу. — Я исполню все, как ты велишь.
Баралис вошел в покои короля Лескета. Там собрались все участники охоты в одеждах, еще орошенных кровью вепря. Королева сидела у ложа короля, и тревога исказила ее лик, обычно холодный и надменный. Лекарь резал камзол короля, чтобы обнажить плечо, бормоча при этом подобающие молитвы.
— Что случилось? — спросил Баралис.
— Короля ранило стрелой. — Карвелл не поднимал глаз, словно чувствовал какую-то вину и за собой.
— Кто посмел совершить такое? — воскликнул Баралис с хорошо разыгранной нотой негодующего изумления. — Где эта стрела? Вы ее разглядели?
— Мейбор вынул ее, — ответил Карвелл.
— Да, это верно, — ступил вперед Мейбор, — но я в смятении отшвырнул ее прочь. — Он встретился
