ни какой-нибудь другой упряжи, как если бы всадник и конь были одним существом и не нуждались в обычном снаряжении, чтобы понимать друг друга. Одной рукой всадник касался холки коня, то ли для того чтобы сохранить равновесие, то ли для того чтобы управлять им. Плащ из серой волчьей шерсти закрывал его с головы до ног, непрекращающаяся снежная буря оставила на плаще бахрому из льда и инея. Плащ был настолько широк, что свисал и с боков и с крупа коня. Плащ заканчивался капюшоном в форме волчьей головы, разинутая пасть с оскаленными желтыми зубами и сверкающими глазами жила, казалось, своей злобной жизнью.
Из-под волчьего капюшона горели глаза, почти такие же жестокие, как и у мертвой твари. Всадник поехал в том же направлении, в котором шли аколиты, и скоро тени домов проглотили лошадь и ее хозяина, а звук копыт затерялся в сугробах.
Уже несколько месяцев лошадь и всадник путешествовали по диким местам к югу от Огненных Гор. Всадника звали Фазад Фаларн. Ему было только тринадцать с половиной лет. Аристократ по рождению, который в пять лет стал рабом. Но теперь в его внешности не осталось ничего от раба и совсем мало от ребенка. Ветер изрыл его лицо и сделал его красно-коричневым. В глазах светился острый ум; на окружающей их коже появились преждевременные морщины. Во взгляде не было и следа детской незащищенности.
Он медленно ехал по улицам, не обращая внимания на здания, нависшие над дорогой, не останавливаясь, чтобы проверить лавки или гостиницы, которые в любом случае были заколочены досками и закрыты. Долгие месяцы пути научили его всегда делать вид, что знаешь куда идти в любом, самом странном месте, даже если на самом деле ты оказался в нем в первый раз.
Конь привез его в южную часть города. Потом он фыркнул, из его ноздрей вырвались большие клубы пара, и тихонько заржал. Фазад тоже почувствовал: впереди опасность. И знакомый запах гари. Четыре или пять фигур метались в доме напротив. Через украшенные узорами стекла сводчатых окна он увидел красновато-оранжевое свечение. Огонь, неистовствует; даже сюда долетел его жар. Грабители.
Еще один город, в котором нет власти. Он видел много таких.
Не оглядываясь Фазад поскакал дальше. Заполненные народом улицы старого города остались позади, через сумерки и темноту снегопада он увидел перед собой открытое место. Из тумана торчали деревья, похожие на черные скелеты. Парк. Это должно быть тем, что он искал: квартал аристократов. Снег покрывал все вокруг, но Фазад чувствовал, что перед ним широкая улица, ведущая к южной стене, где опоясывавшая город река резко поворачивала. Копыта коня застучали по широким камням мостовой. Это должна быть дорога ко дворцу Лорда Сейна. Долгое путешествие почти закончено.
Снегопад на мгновение прекратился, и в полумиле перед собой всадник увидел маленький округлый холм с замком на вершине, его широкие, слегка вздернутые вверх черепичные волнообразные крыши, три башни, крепкие каменные стены, окна и деревянные ворота, обожженные огнем.
Фазад выругался и мерин остановился. Всадник какое-то время глядел на развалины, потом вздохнул и устало послал жеребца вперед.
Теперь он сосредоточился и внимательно глядел по сторонам. По краям широкой улицы стояло несколько зданий поменьше, казавшихся необитаемыми и давно заброшенными. Проезжая мимо он слышал, как призраки детей плачут и смеются, тихо зовя своих мертвых матерей; слышал как разговаривают приведения. Разговоры мертвых, Фазад слышал их, потому что сам был для них не чужой — он говорил с мертвыми всю жизнь.
Почти полностью стемнело, хотя был только поздний полдень. Фазад поискал признаки жизни в в мертвых домах: свет, или струйку дыма из камина. Ничего.
Но темные фигуры затаились не внутри брошенных особняков, а снаружи, у темных ворот. Пурпурно- коричневые одежды делали их невидимыми в тенях домов. Слуги Исса, они уже были здесь. Но Фазад видел только снег и высохшие вьюнки на древних фасадах зданий над их головами, на архитравах[1] ворот еще можно было разобрать вырезанные гербы аристократов.
Однако в мертвых окнах особняков не было света, и выглядели они совсем негостеприимно. Снова и снова Фазад что-то шептал коню, и тот медленно шел дальше. Мерин подъезжал к очередному дому, останавливался, а всадник внимательно вглядывался в гербы на темных воротах. Каждый раз он разочарованно щелкал языком, и конь, повинуясь неслышной команде, опять ехал вперед. Наконец он подъехал к темному особняку, находившемуся с подветренной стороны от сожженного дворца Лорда Сейна. Черные тополя, растущие в парке особняка, тянулись к быстро темневшему небу. Вход затенялся серым каменным карнизом, который поддерживали сужающиеся вверх колонны.
Фазад опять прищурился, и увидел вырезанные на каменном архитраве знак солнца и бушель пшеницы. Он что-то прошептал, конь остановился и всадник неловко, на закостенелых ногах, спустился на землю и внимательно оглядел окованные железом деревянные ворота, слегка видимые в темноте благодаря висевшему над ними зажженному факелу. На одной из панелей дома был отпечаток черной руки.
Один из аколитов, затаившийся в руинах здания через дорогу, заметил, что конь остановился. Этого молодого слугу тьмы звали Тарант — узкое лицо и пустые глаза, глаза убийцы. Он приехал в Перрикод из своего родного города, Тире Ганда в Оссии. Вначале всадник был слишком далеко от аколита, и в сумерках было невозможно разобрать какие-то подробности, но плащ и вызывающе белая масть коня сразу вызвали у него мрачные подозрения, и ему было страшно даже подойти поближе.
Но Тарант был в отчаянии. Три ночи на замерзших улицах, и все еще ни одна душа не поймана и не принесена в темные залы Исса! Его учитель, грубый жрец из Главного Храма Исса в Тире Ганде, не терпел тех, кто не справлялся со своей работой. Сегодня ночью учитель сказал, что он, Тарант, должен привести новообращенного, иначе его отошлют в Тире Ганд через полные волками пустоши: малоприятная перспектива.
Когда всадник спешился, Тарант увидел, что под объемистым плащом скрывается подросток, возможно хилый и тщедушный. Аколит сразу воспрянул духом, выскочил на улицу и поспешил к новоприбывшему, держа в руке потрепанную копию
— Сэр… — начал было он, но замолчал, когда Фазад резко повернулся на звук голоса. Слабый свет осветил лицо под волчьим капюшоном. Нервная и торжествующая усмешка перекосила лицо Таранта. Всадник оказался простым мальчишкой, легкая добыча. Он шагнул вперед, но тут поймал взгляд мальчишки и невольно остановился. В карих глазах ребенка не было и тени страха, скорее они глядели твердо, по волчьи, как если бы парень был в родстве с волками, и плащ на нем из их шерсти…
Аколит тяжело сглотнул, пытаясь найти подходящие слова. В конце концов ребенок остается ребенком, его безусловно можно уговорить. Тарант опять шагнул вперед. — Прекрасная лошадь для того, кто так юн, — сказал он и потрепал гриву мерина. Ноздри коня дернулись, и внезапно он отступил назад, взбрыкивающие передние копыта оказались в опасной близости от головы аколита. Оссианин отпрыгнул. — Тпру! — крикнул он, выставив перед собой массивный том, как щит. Фазад поднял руку — конь внезапно успокоился и опустил передние ноги на землю.
Мальчик не сводил глаз с лица аколита. — Что ты хочешь? — спросил он. Его голос был по юношески высок, но не от страха.
— Просто поговорить, — примирительно ответил Тарант, его взгляд нервно метался от всадника к лошади и обратно. Он вспомнил слова наставника: обратить в веру Исса не так-то легко, даже вооруженный ребенок может поначалу сопротивляться учению Темного Бога, но постепенно все придут в наши объятия. — Юноша, погляди вокруг себя, — начал он, стараясь говорить торжественно и убедительно, как только мог, и рукой указал на сгущающуюся темноту и замерзшую улицу. — Уже почти ночь, и солнце никогда не вернется на небосклон. Ты должен подумать о своей душе — и о том, что с ней произойдет в полночь Темного Князя.
Темные глаза мальчика бесстрастно глядели на него. — Не сомневайся, солнце опять взойдет, — холодно сказал он. — А теперь отстань от меня.
Аколит, видя что конь успокоился, шагнул вперед и схватил рукав волчьего плаща мальчика. — Пойдем, — прошептал, почти прошипел он, — мои друзья уже ждут нас в подвале того дома. — Он наклонился поближе, так что до мальчика донеслось тяжелое дыхание, пахнувшее странной смесью чеснока и камфары. — Один укус, и ты будешь жить вечно!
Губы мальчика дрогнули от гнева, но прежде, чем он смог ответить, одна из массивных деревянных створок ворот с громким скрипом открылась. Мальчик и аколит быстро повернулись, чтобы увидеть того, кто
