(Она уже давно немая),
глядел на статуи, ампирные и грустные
на Малостранском кладбище.
(Те статуи погнили,
не пережив и мертвецов,
схороненных под ними...)
Уходят медленно,
уходят понемногу
с улыбками ушедшей красоты...
А среди них ведь были
не только женщины
и воины в суровых латах...
Давно я не был там.
5.
Не оставляйте никому
иллюзию – что больше нет чумы,
что кончилась чума...
Неправда!
Я видел множество гробов,
вплывавших в эти ворота,
да и в другие...
Нет, нет – чума свирепствует!
Ведь просто
врачи,
чтобы не вызвать паники,
ее мудрёно как-то называют –
что день – то новое названье;
Но смерть – всё та же, что была.
И так же заразительна чума.
Когда ни посмотрю в окно –
всё те же клячи, те же дроги,
и те же тощие гроба.
Но не звонят колокола,
И нет креста на колокольне
и можжевелового дыма
нет...
6.
На Юлиановых лугах
валялись мы однажды вечером.
Город во тьму уходил.
В темных речных затонах
послышался плач лягушек.
Подошла молодая цыганка
в полурасстёгнутой блузке.
Она по руке гадала.
Она сказала Галасу:
'Не доживёшь до пятидесяти!'
И тут же Артуше Чернику:
'Не намного переживёшь его.'
А я не хотел узнать –
страшно...
Но взяла мою руку насильно
и гневно крикнула: 'Ты –
долго, долго!...'
Это была
её месть и моя казнь...
7.
А сколько написал я песен и стихов!
Была война во всех концах земли,
а я,
губами трогая серёжки,
шептал любовные стихи...
Что, стыдно?
Пожалуй, нет!
Как только ты уснула
тебе венок сонетов положил я
под сгиб коленок...
(лучше, чем лавровый,
что получает рыцарь автогонок!)
Однажды мы как-то встретились
недалеко от фонтана,
но каждый шел по другой дороге,
в другую сторону,
по другому тротуару,
в другое время...
И всё же долго казалось,
что вижу твои ноги,
что слышу твой смех,
что даже...
Но это была не ты.
И всё же однажды
я глянул в твои глаза!
