Вечерухин сказал густо:
- Давайте ваших, гражданка, львов, некогда нам!
- Их нет... У меня нет никаких львов! - твердо ответила женщина.
- Как нет? - возмутился Полезнов.
Он даже немалую неловкость почувствовал, как будто соврал этим своим новым товарищам, привел их сюда неизвестно зачем.
И в это время зарычало за дверью и зацарапало. Иван Полезнов радостно толкнул Вечерухина:
- Слышишь?.. Здесь они!.. Я правду говорил: здесь!
- Клетка у них как? На колесах? - спросил веселый подросток.
В это время, переводя глаза с Полезнова на Вечерухина, с Вечерухина на подростка, женщина объясняла почему-то с сильным акцентом, быть может представляя, как сказал бы ее муж:
- Львы ест без клетка... Львы ест так!..
И срыву открыла дверь. И, как было уже с ним это три дня назад, Полезнов вздрогнул и попятился: Жан и Жак, заметно похудевшие за эти три дня, глухо и согласно рыча, взволнованно двигая кисточками хвостов, сделали было два-три шага и вопросительно остановились, озадаченные, должно быть, большим количеством чужих людей.
Вечерухин подался назад, тесня других и поспешно через голову снимая винтовку.
- Клетку дайте! - крикнул Полезнов, пытаясь тоже снять свою винтовку.
- Да нет у меня никакой клетки, вам говорят! - визгливо крикнула и женщина, и почудился ли одному из львов приказ в этом хозяйкином крике, но он поднялся вдруг на задние лапы и кинулся на Полезнова, как на врага, и сбил его с ног.
- Жа-ан! Жан, назад! - потерянно крикнула женщина, в то же время схватив другого льва за гриву и втаскивая в дверь.
Потом трудно уж было установить последовательность спутавшихся мгновений... Почти одновременно раздался вой испуганного Полезнова подо львом, упершим в него лапы, и выстрел Вечерухина, и тут же выстрелил из своего револьвера веселый безбровый подросток.
Одною пулей наповал был убит Жан, другою смертельно ранен в голову Иван Ионыч.
Когда его вынесли на двор и положили на снег, он был еще жив, он глядел, но глаза его были испуганно-тусклы. Откуда-то взявшийся молодой зауряд-врач посмотрел его рану, пощупал пульс и сказал:
- Ну, что же тут вообще делать?.. Убили, сейчас умрет...
Хозяйка львов стояла около, накинув на голову осеннее драповое пальто, и тихо плакала.
Долговязый рабочий выговаривал ей сурово:
- Вы что же это, гражданка, разве так можно? Диких зверей в комнатах у себя держите?..
- Какие же они дикие звери?.. - оправдывалась женщина. - Они совсем не дикие, а ручные...
- Хороши ручные!.. Это львы-то!..
- Они ведь 'горные львы' - леонберги... Они ведь собаки, только острижены подо львов... И, когда им прикажут не лаять, они не лают... И уши обрезаны, чтобы стояли... Это новая порода собак таких...
Иван Ионыч слышал, что она говорила, но он услышал еще больше: оставшийся в комнатах в одиночестве Жак, взобравшись на окно, завыл по-волчьи заунывно, протяжно и вдруг перебил собственный вой густым полновесным лаем... и снова завыл.
Брови Ивана Ионыча задрожали мелко, силясь подняться повыше от последнего изумления перед последним мошенничеством, перед последним обманом из тех, которые приготовила ему жизнь. Взгляд его на женщину - последний его взгляд - был непрощающе-укоризненным... Потом он закрыл глаза и крепко прижал подбородок к западающей груди.
- Как его фамилия? - кивнул на него Вечерухину подросток.
- Говорил он мне, забыл я... лесовая какая-то... - пытался припомнить тот и не мог.
Он чувствовал себя неловко все-таки, хотя и был уверен, что именно этот мальчишка всадил свою слепую пулю в голову человека, а совсем не он; да, конечно, так это и было.
- Послушайте... Как ваша фамилия? - склонился над раненым подросток.
- Э-э... с-с... Полезнов, - просипел, собрав последние усилия, Иван Ионыч.
- Бесполезнов!.. Записать надо! - сказал деловитый мальчик, вынул книжечку, карандашик и записал: 'Бесполезнов'.
А скоро все увидели, как Бесполезнов умер. Тогда кое-кто снял шапки, перекрестился. Постояли еще с полминуты, переминаясь, и пошли на улицу.
Через четверть часа, когда уже многие из жильцов дома успели разглядеть суровые черты убитого чужого в дорогой шубе (винтовку же его взял грузчик), появился несообразно высокий, скуластый, щетинистый человек в коричневом картузе и поддевке из бобрика, старший дворник дома номер двадцать четыре. Ему сказала женщина, хозяйка Жака:
- Вот несчастье какое!.. Пришли и своего же убили. Полиции надо заявить.
Но дворник ответил раздельно и уничтожающе:
- Ка-ко-й это та-кой полиции?.. Где теперь именно эта по-ли-ция?.. Нет теперь нигде ни-ка-кой полиции... Я - теперь полиция!
Он подобрался длиннейшими руками под тело Ивана Ионыча, прежде сняв с него шапку и сунув себе в карман, и понес его пред собою, откачнувшись, как охапку тяжелых дров, в дворницкую.
Там, вытянувшись и застыв, тело осталось в темном углу ждать могилы.
А на улицах, осиянных небывалым солнцем, революция сверкала, дыбилась, пенилась, рокотала, гремела и пела.
Алушта
Январь, 1931 г.
ПРИМЕЧАНИЯ
Львы и солнце. Повесть впервые напечатана в 'Новом мире' № 5 за 1933 год. Впоследствии она без подзаголовка вошла в сборник повестей и рассказов С.Н.Сергеева-Ценского 'Маяк в тумане' ('Советский писатель', Москва, 1935) с датой: 'Крым, Алушта, январь 1931 г.' - и в Избранное, выпущенное изд. 'Советский писатель' в 1936 году. Впоследствии С.Н.Сергеев- Ценский ввел Полезнова в качестве одного из второстепенных персонажей в романы 'Пушки выдвигают' и 'Пушки заговорили'. В десятый том последнего прижизненного собрания сочинений С.Н.Сергеева-Ценского 'Львы и солнце', с подзаголовком 'Повесть', вошли уже как часть эпопеи 'Преображение России'.
H.M.Любимов
