— Благодарить еще рано: плавание в открытом море, конечно, сопряжено с трудностями, но в прибрежных водах Александрии с их рифами, мелями и островками опасностей не меньше. Особенно непросто провести корабль узким каналом между Фаросом и молом, когда преобладают сильные северные ветра. Там мало пространства для маневра.
Воистину, море непредсказуемо — смерть подстерегает мореплавателя как вдали от берегов, так и в прибрежной гавани, где до суши рукой подать.
— Я не сомневаюсь в твоем искусстве, — заверила я капитана.
Задолго до рассвета я вышла на палубу, чтобы не пропустить тот момент, когда на сером туманном горизонте появятся очертания Александрии. И это случилось. Сначала город казался призрачным, подернутым дымкой, а маяк с его мигающими огнями возносился к небесам, как храм.
Мой дом! Я вернулась домой! Мой город ждал меня!
По приближении к берегу капитан поднял над кораблем царский флаг, и к восточной дворцовой пристани устремились толпы народу. За время долгого путешествия, лежа в постели, я столько раз воображала себе встречу с моим городом, что она не должна была стать потрясением. Однако вид собравшихся людей показался мне непривычным. Они — во всяком случае, в толпе — отличались от римлян, хотя с первого взгляда я не могла сказать, чем именно. Отсутствием тог? Яркостью и пестротой одежд? Разнообразием цветов кожи и языков, на которых звучали приветствия?
Мы спустились по сходням под восторженные возгласы — не столь оглушительные, как на триумфах Цезаря, но ведь и толпа по сравнению с римской была невелика. Зато эти крики звучали в мою честь, и такого я не слышала вот уже два года.
— Я вернулась в Александрию с радостью! — воскликнула я и воздела руки к небу, благодаря Исиду за благополучное возвращение. — Я вернулась к тебе, мой народ!
Толпа с ликованием выкрикивала мое имя: ласкавшие сердце звуки. В Риме я почти позабыла о них. Возгласы в честь Цезаря звучали иначе.
Ворота распахнулись, приглашая на территорию дворца. Нас ждали изящные белые храмы, павильоны и сады с синими, как сапфиры, цветами, с длинными каналами и высокой ранней травой.
Как я могла так долго обходиться без них? Ведь это истинный рай!
— Ирас! Мардиан! Олимпий!
Все они, самые любимые и преданные мои слуги, стояли на ступеньках дворца. Один за другим они спускались ко мне, преклоняли колени, потом вставали.
— Наконец-то! — сказал Мардиан. — Ты не представляешь, как я мечтал о твоем возвращении.
— Он имеет в виду, что смертельно устал от управления государством, — заметил Олимпий с такой знакомой иронией в голосе. Как я могла так долго без нее обходиться? — Ты посмотри на него. Он сгорбился, как какой-нибудь ученый из Мусейона. Согнулся под тяжким бременем государственных забот.
— Что ж, Мардиан, тебе нужно отправиться в Гимнасион и выпрямить спину, — сказала я. — Нельзя допустить, чтобы эта ноша сломала ее.
Наблюдая за Цезарем, я хорошо усвоила, что управление государством — занятие слишком трудное, непосильное для одного человека. Но мне повезло: в отличие от него у меня имелись сановники, которым можно доверять.
— Ваше величество, — промолвила Ирас, сияя улыбкой. — Это были очень долгие два года.
Она приветствовала меня искренне, но несколько официально, что непривычно контрастировало с манерой Хармионы. Неожиданно я поняла, что благодаря этой поездке в Рим Хармиона теперь будет мне ближе всех: она разделила со мной не только трудное путешествие, но и общие воспоминания.
Позади всех, чуть поодаль, стоял смуглый красавец. Надо же, Эпафродит! Похоже, он все-таки решил, что основные его обязанности связаны с дворцом, а не с портовыми складами.
— Добро пожаловать домой, ваше величество, — сказал он, шагнув вперед.
— Я рада видеть тебя, — сказала я и не покривила душой.
Меня и вправду порадовало, что этот человек, так ценящий свободу, предпочел дела страны своим собственным заботам.
Внутри дворца я почувствовала себя непривычно: в целом здесь все осталось прежним, но накопившиеся мелкие перемены сделали привычный облик почти чужим. Или я просто отвыкла? Неужели этот коридор всегда был таким темным? А держатели для факелов — они старые?
Не так ли чувствует себя мертвец, вернувшийся в собственный дом после смерти?
Прогуливаясь по этим коридорам, я вновь ощутила себя привидением, своим собственным призраком.
Покои Цезаря… Комната, что была моей, нашей… Почему она изменилась, стала чужой? Стол другой, стена перекрашена, мозаика тоже другая… Дух Клеопатры покинул это место.
«Перестань, — сказала я себе. — Остановись! Не смей больше воображать эту комнату такой, как раньше!»
Я стояла в своей комнате, наполненной голубоватым светом. Свет проникал сквозь невесомые полупрозрачные занавески, шевелившиеся под легким ветерком. Комната была идеально чиста, что возможно лишь в помещении, где никто не живет. Без людей вещи остаются незапятнанными и неповрежденными почти вечно, пока природа не положит конец их существованию посредством землетрясения или пожара — такой же чистый и безупречный конец.
Я покачала головой, отгоняя неуместные мысли. Чтобы избавиться от наваждения, я заговорила с Ирас.
— Дорогая, получила ли ты мое письмо, написанное зимой?
Если она получала, значит, корабль с почтой обогнал наш, хотя мы отплыли почти сразу, едва появилась возможность выйти в море.
— Нет, моя госпожа, — ответила Ирас.
— Значит, ты прочтешь его, когда новости устареют. Не правда ли — письмо, прибывающее позже того, кто его написал, это нечто странное?
— Не столь странное, как письмо от мертвеца.
Цезарь!
— Ты получила послание от… — начала я, но спохватилась.
Какая нелепость! Он не стал бы писать мне в Александрию, когда я находилась рядом с ним в Риме. Неужели я схожу с ума?
— Из царства мертвых? — Я неуклюже закончила фразу, пытаясь обратить все в шутку.
— Нет, моя госпожа, — мягко ответила Ирас, и по ее глазам было видно: она поняла, о чем я подумала. — Наверное, ты хотела бы отдохнуть.
Кровать действительно манила к себе. Ужасные события в Риме, долгое морское путешествие, беременность — все это опустошило и ослабило меня до такой степени, что впору было и впрямь ложиться в постель среди дня. Однако я вовсе не собиралась поддаваться слабости.
— Ничего подобного, — бодро заявила я, хотя все тело ныло. — Кто укладывается спать в полдень?
— Всякий, кто в этом нуждается, — убежденно ответила Ирас. — Но, госпожа, что же ты написала мне в письме? В том, которое ты обогнала.
Повторять эту новость раз за разом у меня не хватало сил.
— Я расскажу, но не сейчас, а когда все соберутся меня послушать. Когда узнаю, какие последние новости получали в Александрии.
Остаток дня я посвятила тому, что заново знакомилась с собственным дворцом. Я стояла подолгу у окон верхнего этажа и глядела на поблескивающую гладь гавани, потом пробегала пальцами по мраморным инкрустациям на стенах у себя в кабинете и обводила взглядом полки, заставленные обитыми бронзой шкатулками со старой корреспонденцией, описями дворцового имущества и сводными отчетами о налогах и
