– Наверное, водителю плохо везти сонного пассажира ночью.
– Не волнуйтесь, – его голос не звучал утомленно, – я не поддаюсь внушению. Вы можете храпеть сколько душе угодно, гарантирую, что не сомкну глаз.
– Я не храплю!
– Спите, я скажу вам, если захрапите.
У нее немного болела голова, но сидеть откинувшись на сиденье было удобно. Она сказала:
– Откуда я знаю, может быть, вы расскажете всем в Хардичах, что я храплю?
Корби засмеялся:
– Бет говорит, что вы прекрасны как дьявол.
– Боже! – Эмма подумала, что озадачила его. Он заметил:
– Панчи предупреждал: «Не оставляй их одних, сынок, она с придурью».
Панчи был человек из павильона бокса. Корби очень похоже изобразил его уэльский акцент. Эмма сказала беспечно:
– Спасибо Панчи. Я могу постоять за себя.
И тут Марк Хардич заполнил воображение Эммы без предупреждения. Это случалось всегда внезапно, когда она была утомлена. Она повернула голову, глядя на улицы и здания и не видя их. Ее бледное лицо отражалось в стекле, и на глаза навернулись слезы. Она была одинокой, одинокой… Не имело значения, кто был рядом с нею, без Марка она была одинока.
Корби включил радио, и салон заполнила какая-то приятная музыка. Эмма смотрела в окно – слезы катились по щекам. Он мог бы увидеть это. Поэтому она закрыла глаза и слушала музыку и ровное жужжание двигателя, которые действовали убаюкивающе.
Она пробудилась от толчка. Села прямо и тут поняла, что ее голова была на плече Корби. Спросила:
– Где это мы?
Они съехали с автострады и были почти дома. Она поняла это сразу и обвинила себя:
– Ужасно! Проспала всю дорогу.
– Что еще было делать? – отозвался Корби. – И вы совсем не храпите.
– Рада слышать это.
– Но вы разговариваете во сне.
– Только не это! – Она попробовала засмеяться.
– Конечно, я не вслушивался.
Он дурачит, она не разговаривает во сне. Но он знал, чье имя она бы назвала, если говорила. Она сказала, подыгрывая:
– Конечно, вы не подслушивали, с вашими-то высокими принципами! – И посмотрела вокруг: – Где мой медведь?
– На заднем сиденье, – сказал Корби. – Он соскользнул с ваших коленей, и вы поставили на него ноги. – Он покачал головой. – Как можно быть такой бесчувственной?
– Прошу прощения, – сказала Эмма. – Думаю, что кто-то подсыпал снотворного в мой горшочек с мясом.
В «Милл-Хаус» не горел свет, только небольшой фонарь у входа. Ее отец, вероятно, спит, успокоенный обещанием Корби по телефону, что Эмма будет доставлена в целости и сохранности, даже если это случится в четыре утра.
Корби подошел к двери вместе с нею. Она сунула ключ в замок, и он вручил ей кувшин. Держа в руках Тэдди, она поблагодарила:
– Спасибо, это было здорово.
– Да, – подтвердил он.
Поцелуй не значил бы ничего, все свидания всегда заканчивались поцелуем. Она ожидала поцелуя. Но вместо этого он сказал:
– Не волнуйтесь, мой цветочек, я не буду занимать место другого человека.
Она вошла и закрыла дверь. Подумала: «Проклятье! Почему он сказал это?» Это не было правдой. Она не смогла бы представить Марка, находясь в других объятиях. Она пробовала как-то, но не смогла.
Она пошла наверх, все еще неся дурацкого медведя Тэдди, глядя в сторону «Хардич-Хаус», моля: «Приходи скорее, любовь моя, сегодня пропал впустую еще один день…»
Отец коснулся ее плеча, и, открыв глаза, она увидела его стоящим около кровати с чашкой чаю:
– Скоро половина десятого, я думал, надо ли будить тебя.
Она потянулась и зевнула:
– Господи, да. Благодарю, папочка. – И взяла чашку чаю.
– Приятно провела время?
– Да. Я все расскажу тебе, как только перестану зевать. – Она посмотрела на тумбочку. Там сидел медведь Тэдди, лежало деревянное яйцо, и около него стоял кувшин. – Мои трофеи.
– Здорово, – порадовался отец.
Ей пора было вставать, у нее много дел. Кит и Крисси возвращаются домой завтра, а для Крисси надо кое-что купить. Она выпила чай, прыгнула в шлепанцы и, накинув халат, спустилась вниз.
Отец уже сидел за столом, читая газету, и намазывал мармелад на тост. Эмма отставила стул и начала отчет о проведенном вечере. Ее отец смеялся, слушая. Когда она закончила, он сказал:
– Я тоже был не один.
– Ты? Кто же приходил?
– Марк Хардич.
И ее не было дома! Первый раз уехала из дому с мужчиной, и тут Марк! Если бы знала, ни за что не поехала бы. Она не смотрела на отца, но он смотрел на нее. Он сказал:
– Он приносит мне некоторые домашние архивы. Хардичи во времена Вильяма и Мэри. Он собирался зайти и сегодня вечером.
– Это должно быть интересно.
– Очень полезно, – сказал ее отец сухо. – И содержательно. – Причина визита явно была надуманна. Марк никогда не приходил прежде. И теперь он просто хотел видеть Эмму.
Она не могла скрыть своей радости. Ее сердце пело. Если бы она была одна, она начала бы танцевать. В ванной она посмотрела на себя с ужасом. Ее волосы были спутаны. Так или иначе, она должна найти время, чтобы вымыть и расчесать их до вечера. Когда Марк придет, она будет спокойна и красива.
Она стала ждать его с середины дня. Утром еще занималась хозяйством и провела в квартире Кита и Крисси целый час, пока не убедилась, что все сияет. Она заполнила крошечную кладовую продуктами и приготовила курицу к их приезду. Они, конечно, захотят провести свой первый вечер дома одни.
Марк, вероятно, придет вечером, но вдруг он заглянет в течение дня? Уже после завтрака Эмма надела дорогой итальянский шелковый костюм. Ее волосы сияли снова и свободно струились по плечам. Ее кожа была безупречна. Она казалась прохладнее, чем была.
Они попили чай, она и отец. Имя Марка не упоминалось. Разговоры шли главным образом о Ките и Крисси. После чая отец смотрел телевизор, сидя у камина, и Эмма притворялась, что тоже смотрит, а сама ожидала стука в дверь.
Когда стук раздался, она вскочила на ноги, затем заколебалась:
– Я открою?
– Будь добра, дорогая, – тихо сказал отец и участливо сморщился. Он знал, что она страдала. Как только она вышла, он вздохнул и медленно встал на ноги… Он заметил блеск ее глаз. Она выглядела теперь такой же беззащитной, какой была три года назад.
Эмма глубоко вздохнула и открыла дверь. И вздохнула снова, потому что это был не Марк, а Корби. Темные брови Корби поднялись, и он усмехнулся.
– О! – воскликнул он, будто она спросила его мнение. – Вы выглядите как леди.
Она задавалась вопросом, знает ли он, что она ждет Марка. Сказала легко:
– Привет, входите.
Он вошел.
