ее с пола и положила на место. Месячные закончились два дня назад, сегодня уже надо будет принять таблетку. Я присела на крышку унитаза, открыла баночку с кремом и начала растирать его по ногам.
— Один пирожок с рыбой, одна камбала, один «Рыбный обед» , креветки с чесночным соусом и картофель фри. Все правильно?
— Да, спасибо.
Официантка была девчушка лет семнадцати, светловолосая, с тугим хвостиком. Она оглядела нас, кивнула и устремилась на кухню.
— Тепло тут, правда?
— Ага. Бабуль, не хочешь снять кофту?
— Нет, мне не жарко.
Народу, как обычно, было полно. В пабе, возле которого находился ресторан, еще многие коротали время в ожидании столика.
Девочка принесла напитки.
— Чай принести сейчас или потом? — обратилась она к маме.
— Сейчас, дочка.
Энн Мари повертела соломинкой.
— Умираю, как есть хочу.
— Скоро принесут. Здесь всегда очень быстро обслуживают.
За соседним столиком сидела семья с двумя детьми. Старший, лет шести, раскрашивал картинку очень сосредоточенно. Другой, сидевший на высоком стуле, ел картошку и поливал кетчупом себя и все вокруг. Встретив мой взгляд, он просиял.
— А вы уж и не помните, наверно, - сказала я, - что малыши вытворяют.
— Какие малыши? — Джимми оглянулся. — А! — Он ткнул Энн Мари в бок. — Я-то помню: тогда вся еда почти на тебе оставалась, в рот мало что попадало.
Энн Мари состроила рожицу.
— Зато я теперь ем нормально, а вот как ты ешь томатный суп – это картина маслом.
Мы вернулись домой как раз к началу «Жителей Ист-Энда» - если мама пропустит серию, у нее, наверно, конец света наступит. Мама приникла к телевизору, а мы с Энн Мари сели собирать пазл. На отдыхе у нас это уже традиция. Дома как-то дико тратить время на это занятие, но перед каждой поездкой на море я иду в магазин и покупаю новый пазл. Мы ставим коробку на стол в гостиной и вместе его собираем. Бывает, увлечешься – не оторваться: сидишь, выпучив глаза, чтобы до отъезда закончить. В этом году мы собирали картинку, на которой был дом с соломенной крышей и розы у крыльца. А на переднем плане - прудик с утками, и вот это был ужас: уток мы расставили, и а дальше зеркальная гладь воды – все детальки на вид одинаковые.
Когда сериал закончился, мама выключила телевизор и пришла к нам. Она села за стол и принялась выбирать фрагменты темно-зеленого оттенка.
— Наверно, это изгородь.
— Или трава на переднем плане.
— Нет, она посветлее. А кстати, где Джимми?
— В спальне, — ответила я.
— Медитирует, — пояснила Энн Мари.
— Он же вчера медитировал. — Мама приставила фрагмент к изгороди и отложила его в сторону. — Не подходит.
— Бабуль, он каждый вечер медитирует.
— Да ну? А зачем?
— Ему нравится, — сообщила Энн Мари.
— Какой-то он чудной.
— Каждый по-своему развлекается, — сказала я.
— Точно, — поддержала Энн Мари, — одному подавай медитацию, другому - «Жителей Ист- Энда».
Все уже легли спать, а я еще билась над этой несчастной головоломкой. Передо мной лежали пятнадцать совершенно одинаковых фрагментов пруда. Я брала две детальки и совмещала, потом приставляла другими сторонами. Но как ни вертела, совместить ни один из фрагментов с другим не удавалось. Я взглянула на часы. Полночь. Наверно, я с ума схожу — ну какая разница, закончу сегодня или нет?
Я откинулась на спинку стула и потянулась. Джимми поднялся в спальню час назад, но я не была уверена, что он уже спит. Я понимала, что нам нужно с ним поговорить, но разговор все время откладывала. Эта его медитация… Легко было сказать маме, что он просто развлекается, что это вроде футбола, но на самом деле я так не думала. Я не понимала, зачем ему это и какой в этом смысл. Побыть с собой наедине – это вообще ему не свойственно. Напротив, это мне подавай тишину и покой, а он болтает без умолку.
Я отправилась в ванную, достала из шкафчика лосьон, смочила ватку и протерла лицо. Потом взяла упаковку пилюль - и задумалась. Перед глазами встал тот малыш на высоком стуле, чумазый, улыбавшийся мне – и другой, тихоня, поглощенный рисованием.
И так почти каждый месяц: я смотрела на таблетки и думала, может, стоит поговорить с Джимми? Может, не принимать, просто выбросить в урну, и будь что будет?
Минуту я так стояла и смотрела на упаковку. Под каждой из пилюль был указан день недели. Понедельник, вторник, среда. Среда. Я надавила на пластиковый пузырек, вынула таблетку и положила ее в рот.
ДЖИММИ
К тому времени, как я добрался, уже стемнело, и я замучился петлять по этим узеньким извилистым дорогам. Я припарковал фургон и направился к дому. Здание огромное – раньше тут, вроде, была гостиница – еще до того, как сюда перебрались ламы. Захожу, а в холле - высокий тощий парень, одетый во все голубое и бритый наголо. Не из тибетских, но страшно важничает.
— Простите, — говорит, — снимите обувь, если вас не затруднит.
— Нет проблем, — говорю. Оборачиваюсь и вижу: вот я дал маху! У входа рядочком стоят ботинки и туфли, а сверху выведено крупными буквами: «Пожалуйста, при входе снимайте уличную обувь. У нас можно ходить только в тапочках».
Тапочек, разумеется, я не взял. Придется остаться в носках, а на правом у меня здоровая дырка, из которой торчит большой палец. Даже к лучшему, что Лиз нету, — она сгорела бы со стыда. А парень все стоит и ждет, когда я сниму ботинки.
— Надеюсь, — говорю, — у вас тут есть освежитель воздуха.
А он ничего, лицо каменное.
— Меня зовут Вишанаданашонта.
(Или что-то в этом роде — неловко было просить, чтобы он повторил.)
Я говорю:
— Джимми Маккенна, — и протягиваю руку. Но он только кланяется.
— Теперь все, кажется, собрались. Мы садимся ужинать.
— Вот и славно. Я бы сейчас навернул мясца с картошечкой!
Я пошутил — знал ведь, что вся еда вегетарианская, - но он так посмотрел на меня, будто я совсем тупой.
— Да я шучу, ринпоче.
— Я не ринпоче, - говорит, - на самом деле, я послушник. Обеты еще не принес.
