миром. А Корделия сама едва не напросилась на неприятности. К счастью, все обошлось.
Не успел Конан подумать об этом, как голос капитана раздался снова:
— Нечасто встретишь в Меланте такую изысканную даму! — воскликнул он, и обращался при этом явно не к киммерийцу. — Не хотите ли подняться на борт, добрая госпожа? Возможно, вы не слыхали, но именно на моем корабле жрецы везли священную статую трехголового грифона. Многие паломники готовы отдать большие деньги, чтобы только войти в трюм, где путешествовал священный идол. Кроме того, в своих странствиях я собрал много прекрасных сувениров, которые буду рад вам показать.
«Рано я начал благодарить Крома, — подумал Конан. — Да и не стал бы суровый бог помогать мне. Сам виноват».
Корделия взглянула на капитана, сузив прекрасные глаза.
Солнечный свет бил девушке прямо в глаза, однако она прищурилась не поэтому. Девушка взвешивала. Сперва ее назвали «смазливой мордашкой», на что явно следовало обидеться. Значит, надо подняться на борт и сломать наглецу обе ноги. Но потом ее стали величать «дамой» и «госпожой». Возможно, стоит простить нахала?
Нехитрая работа мысли, отразившаяся на лице Корделии, не укрылась от внимания Конана. «Женщины, — хмыкнул он. — И о чем они думают?..»
— Простите, капитан, — отвечал он. — Но моя сестра дала обет безбрачия.
Корделия так же походила на его сестру, как пантера на стигийского слона. Офицер был озадачен — он мог признать в Конане телохранителя, любовника, просто случайного спутника девушки — но только не брата. Вообще, братья всегда оказываются некстати, когда собрался показывать красотке сувениры, запершись в капитанской каюте.
Человек смерил киммерийца взглядом и с сожалением признался себе — справиться с северянином вряд ли удастся. Поэтому он только улыбнулся, совсем не весело, и отвечал:
— Что же! На все воля богов.
— Ты понимаешь, что делаешь? — спросил Конан, когда они отошли подальше от триремы. — Эти моряки едва не набросились на тебя прямо у пирса. Или ты хотела развлечься сразу со всей командой?
Корделия надулась.
— Какие ты гадости говоришь, — сказала она. — Эти люди просто были любезны со мной. Конечно, я не стала бы идти с ними в их клоповник. Но это не значит, что…
— Зато к капитану ты уже почти собралась подняться. Можно подумать, у тебя своих сувениров не хватает, в кожаной сумке. И чем бы это закончилось? Он станет к тебе приставать, ты перережешь ему горло, и весь город бросится тебя разыскивать. И к кому ты потом побежишь за помощью?
Конан осекся.
«Кром, — подумал он. — Я действительно веду себя, как ее брат. Ради чего, собственно? Пусть сама расхлебывает кашу, которую заварила».
— Какой ты скучный, Конан, — ответила Корделия. — Капитан — вполне приличный человек. Уверена, у него и в мыслях не было ничего подобного. Он просто хотел поговорить.
— Ты опасна для окружающих, — сказал киммериец. — Мне следовало бы посадить тебя в мешок с бобами, и отправить куда-нибудь подальше — скажем, в Черные Королевства. Может быть, это тебя чему- нибудь научит.
— Просто ты не умеешь общаться с людьми, — возразила девушка. — Чего еще ждать от варвара. Ты всем грубишь. Думаешь только о том, как бы кому голову расшибить. Поэтому и влипаешь вечно.
Другой человек на месте северянина мог возмутиться. Но Конан давно понял, что в таких случаях нет смысла спорить.
— Как знаешь, — отвечал он. — Я отправляюсь на корабль.
С этими словами он развернулся и зашагал вдоль причала. Толстый купец подгонял нерадивых слуг, тащивших тяжелые мешки с пряностями. Носильщики склонялись едва ли не до земли, и Конан в который раз подумал, как тяжело приходится простым людям, пока другие наживаются на их труде. Все это казалось киммерийцу неправильным — в его родной стране такого не было. Но северянин не знал, как изменить жизнь тех, кто давно смирился со своими страданиями.
Внезапно Конану пришла другая мысль. Торговец как раз проходил мимо, и киммериец спросил его:
— Говорят, возле Кордавы совсем не осталось пиратов. Это правда?
Купец окинул его настороженным взглядом. Разные люди встречались в районе порта. Среди них нередко попадались те, с кем лучше не иметь дела — особенно, если у тебя толстый кошелек, толстый живот, а большинство слуг нагружено тяжелыми мешками.
Однако торговец не смог бы преуспеть в своем ремесле, не разбирайся он в людях. Несмотря на то, что многие сочли бы облик киммерийца угрожающим, купец сразу распознал в нем честного человека. Что же до варварского происхождения, барыга давно усвоил нехитрое правило — главное не то, откуда человек родом, а то, насколько он может оказаться тебе полезен.
— В Кордаву я не плавал, — сказал толстяк. — Но возле Аргоса пиратов столько, что страшно себе представить. Слава богам, на этот раз нам удалось ускользнуть.
Он в негодовании сплюнул.
Конан полагал, что есть и более пристойные способы выражать свои чувства, но не стал заострять на этом внимание.
— Как знать! — продолжал купец. — Может, оттого и спокойно возле Кордавы, что все корсары перебрались в Аргос. Не знаю только, что им так там понравилось… Нападают на портовые города, не пропускают ни один корабль. А знаешь, — толстяк сделал вид, будто такая идея осенила его только сейчас, — плыви в Аргос с нами. Мы отправляемся через два дня. Моя команда полностью набрана. Если пираты не нападут, тебе вообще ничего не придется делать. Я заплачу тебе в любом случае — по десять золотых в день.
— Прости, добрый человек, — отвечал Конан, — я и правда плыву в Аргос — но мой корабль отправляется уже сегодня.
— Подумай! — закричал купец ему вслед. — Может, еще согласишься. Разыщи меня вечером! Мое имя Меламед, спроси у портовых рабочих. Два дня, что придется подождать здесь, я тоже тебе оплачу.
«Странные дела творятся на море», — подумал Конан. — «Если скряга-купец готов раскошелиться, значит, и правда опасность грозит серьезная. Видно, многое изменилось в Аргосе, пока я там не был».
II
На мгновение он замешкался — может, и правда принять предложение торговца? Конана не сильно прельщали обещанные золотые, но он хотел побольше узнать о пиратских рейдах. Однако в этот момент произошло нечто, сразу заставившее киммерийца забыть о корсарах.
Далеко позади раздался неясный шум. Ни торговец, ни его слуги ничего не расслышали — главным образом потому, что и не хотели ничего знать. Однако чуткие уши северянина различили и угрожающее рычание, и имя Корделии.
Пару минут назад Конан дал себе слово, что больше не станет вмешиваться в дела прекрасной аквилонки и вытаскивать ее из беды. Но теперь он уже бежал по пристани, на ходу вынимая меч.
Чтобы быть справедливым, надо добавить — точно так же северянин поспешил бы на помощь любому, и другу, и незнакомцу. И толстому купцу, и не в меру галантному капитану, и даже каторжанину, сбежавшему со своей галеры.
Если Корделия притягивала к себе неприятности — то Конан сам искал их, а все потому, что не мог спокойно пройти мимо, когда на его глазах творилась несправедливость.
Он успел вовремя.
Битва еще не началась — но было очевидно, что собеседники вряд ли обменяются дружескими поцелуями и разойдутся, напевая религиозные гимны.
Девушка стояла, развернувшись спиной к шеренге огромных ящиков, и длинный прямой меч
