Юлы/риилы. Они были добычей,
Он пока не понимал, что за чувство испытывает. Когда-то жизнь представлялась Эллилу совсем простой вещью. Как у всех связанных в пары илотов, задачи его поначалу были простыми, чисто функциональными, не заставляя думать ни о чем, кроме самого лучшего их выполнения.
Но люди, вернее, существа, не имеющие собственного тела, пришли в их мир — и все изменилось. Его пара — илот Эзи/Холина — был взят в заложники человеком со многими телами, по имени Фрэнк/Эксфорд. В то же самое время самому Юэю пришлось сопровождать другого человека — Питера/Эландера в его посещении «Мантиссы» и визите к Практику. Что стало с Эзи/Холина — неизвестно; все предположили, что он погиб у Эксфорда. Как бы то ни было, в отсутствие напарника дальнейшее пребывание самого Юэя среди его народа стало излишним. Он крепко попался в ловушку, оказавшись между двумя сталкивающимися культурами, действительно став сиротой из сирот.
Собственно говоря, не стоило проклинать Питера/ Эландера за то, что тот разрушил его жизнь в паре. Человеку вовсе не обязательно заранее знать устройство жизни в культуре, с которой он столкнулся. Эландер и его сородич и демонстрировал и замешательство при виде многих вещей и явно были не подготовлены к встрече с этой расой. Само существование Двуличия тоже смущало разум людей, и теперь они неуклюже пытались управиться с тем, что требовало более аккуратного обращения.
Эландер был «отдан» Юэем Практику, и оба не подозревали об ожидавшей их участи. Оказавшись внутри Практика, физически — будучи «съеденными» этим гигантским существом, — они разом лишились всего, что имели. Практик взял их тела и точно так же растворил в себе разум каждого. Неизвестно, сколь долго могло продолжаться подобное состояние. Обратный процесс вовсе не был гарантирован, и он определенно имел свою цену. Какую? Их тела и разум действовали, по непререкаемому мнению Практика, совершенно неэффективно. Гигант изменил обоих, преобразовав в более приспособленные «инструменты» — решающие задачи, о которых сами они пока не имели ни малейшего понятия.
Нельзя сказать, что Юлы были существами, не привыкшими к радикальным изменениям. Их разум, которому помогала высокоразвитая медицина, обрел способность к пластичности еще на пути эволюции вида, они могли даже «отращивать» новые отделы мозга при необходимости введения в сознание умений нового сорта. И даже с таким запасом, данным от природы, Юэй/Эллил с огромным трудом осознал свое превращение. По мере быстрой трансформации из состояния илота в новое — посланника/проповедника и, далее, в конъюгатора, он все время пытался дать себе отчет: куда же приведет цепочка превращений?
— Кем я становлюсь, и та ли я личность, которой был когда-то?
Уже сам факт возникновения вопроса раскрывал перед ним суть аномалии, преследовавшей все его существование раньше. Юлы редко смотрели на себя как индивидуумов, действующих изолированно друг от друга. До перемены, происшедшей в самом Юэе, и он рассматривал себя лишь как представителя всего вида Юлов/Гоэлов. Он не был островом в океане; его жизнь не представляла собой независимую ценность, даже в одиночестве глубокого космоса. Он был одной нитью в огромном, сотканном из множества других холсте.
Или по крайней мере раньше был. Теперь же, снова попадая в окружение сородичей, он поражался — насколько неестественными казались его ощущения. Он больше не чувствовал себя, как раньше — когда был одним из них. Он лишился чувства принадлежности. Итак, очевидно: Юэй стал совершенно иным.
— Нас называют Миром Практика, — услышал он голос, звучание которого словно бы наполнило собой вселенную.
Юэй стоял на смотровой площадке, наблюдая за разделением «Мантиссы» надвое. Для Юлов подобное состояние означало плотное присоединение к блестящим «кишкам», свисающим с потолка. Тончайшие, в тысячные доли миллиметра усики, имевшие на концах нервные клетки и проникавшие прямо сквозь кожу, связывались с нервной системой наблюдателя и давали полную иллюзию присутствия в космосе.
— Людям есть чему поучиться, — в свою очередь заметил Юэй.
— Думаю, это необходимо всем нам. — Голос сопровождался глубокими грохочущими призвуками, словно внутри самого гиганта перемалывались камни. — Есть одно дело, которое только ты можешь сделать для меня, Юэй.
— Прикажи, я все сделаю.
Казалось немного странным, что Практик выразился так, словно хотел придать своим словам оттенок просьбы. Выдвижение Юэя в конъюгаторы означало, что отныне он служил исключительно самому Практику, и все, что требовалось последнему, в любом случае должно было исполняться без всяких вопросов. Он больше не был привязан к Согласию, как остальные его сородичи.
— Юэй, тут дело совсем иное, — продолжал Практик. — И чтобы оно могло быть исполнено, я не могу тебе приказывать. Да, я выбрал именно тебя, но ты вовсе не обязан повиноваться. Видишь ли, это задание… оно не похоже на те, что ты выполнял прежде.
Юэй был заинтригован. Раньше он не слышал, чтобы Практик так колебался в решениях.
— Что именно ты хотел мне поручить?
Тогда Практик рассказал ему все, в самых подробных деталях, и понемногу Юэй начал осознавать стоящую перед ним задачу. Действительно, она была не вполне обычной. Хотя поначалу масштабы идеи обескураживали, Юэй мог вполне осознать важность самого события, равно как и его символизм. Оно должно было стать значительной вехой в истории Юлов/Гоэлов, так что Юэй был весьма горд фактом, что Практик выбрал из всех именно его. Тем не менее его личные перспективы, стоявшие за просьбой Практика, выглядели достаточно пугающе.
— Кстати, Юэй, никто не должен знать о том, что я тебе рассказал, — поведал ему Практик. — Если уж ты решил последовать моим указаниям, ты должен хранить все в тайне от кого бы то ни было.
— Но как быть с моим отсутствием…
— Оно найдет свое объяснение для каждого, — заверил Практик. — Уж поверь, я смогу убедить всех в том, что твои обязанности исполняются. Ты не окажешься пропавшим без вести, Юэй. Напротив, о тебе будут помнить — и на сей счет ты можешь совершенно успокоиться.
Обещание такого рода тронуло Юэя, он даже обнаружил в словах Практика странную теплоту.
— Но что будет, откажись я от такой задачи?
— Тогда мне придется… Юэй, я съем свои собственные слова.
Юэй содрогнулся в тесных объятиях своей наблюдательной «кишки». В его понимании не существовало сомнений относительно значения выражения «съесть собственные слова». Конечно, это была метафора, означавшая, что «съеденным» окажется сам Юэй, дабы информация о его задании не стала известной никому.
Тем временем «Мантисса» рассыпалась около него, словно разлагающаяся Луна, образуя вслед за этим две, уже новые сферы. Облако из сверхсветовых кораблей постепенно уходило в обе формирующиеся сферы, упорядочивая конфигурацию и обретая структурную прочность. Корабли людей стояли в неподвижности. Сверхсветовой корабль подобного масштаба пока что был выше их понимания. Объединение десяти кораблей в гибкую конструкцию разительно отличалось от операции по слиянию в монолит сотен таких же кораблей.
— Я исполню все, что мне предназначено.
Таков был окончательный ответ Юэя Практику. Слова прозвучали эхом в пространстве, отдаваясь в ушах. Что до понимания очевидной перспективы собственной смерти — оно не делало его решение самым легким.
1.2
Старшина Прядильщиков
