инженерию человеческой души и гигантский скачок от ручного труда к машинному. На этом фоне мое увлечение футболом должно было казаться невинным. Но девушки только издевались, когда видели меня – пятнадцатилетнего, худого, в дырявых спортивных штанах, в пыли «до полного свинства», в компании таких же пентюхов. И я, и мои друзья, правда, мало обращали внимания на ехидные замечания. Слишком уставали, да и счастливы были безмерно. Особенно когда выигрывали. Но если реакция девушек была понятна, то реакция дяди Яши меня ставила в тупик. – Максим, я тебе же уже говорил о том, как двадцать два дурака, за одним кожаным мячиком? – спрашивал меня всегда дядя Яша, вместо приветствия махнув мне длинным огурцом.
Я стоял внизу, он стоял на балконе. Казалось бы, всего-то второй этаж, но дядя Яша почти парил надо мной. – Тысячу раз, – огрызался я.
Он радостно кивал и продолжал: – Счастлив тебе сообщить, что за эти разы ничего в мире существенно не поменялось, – говорил он и брал воображаемую скрипку в левую руку, клал её на плечо, прижимал подбородком и водил огурцом будто по струнам. – Займись лучше музыкой.
Я вздыхал. – Но у меня нет слуха, да и не люблю я эти скрипки и фортепьяны, – возражал я.
– Хорошо, со слухом действительно могут быть проблемы, – милостиво соглашался он. – Тогда учись на конструктора. Что у тебя по физике?
– «Три», – честно отвечал я.
– А вообще? – огурец медленно по перилам выезжал на стартовую площадку, гордо уткнувшись острым концом в небо.
– Ну, там «три», «четыре», ну и «пять»… – отвечал я.
Огурец, уже стартовавший на Тау Кита, замирал в воздухе. – «Пять» по физкультуре? – обреченно спрашивал дядя Яша и с хрустом откусывал от огурца пассажирский отсек.
– Нет. Почему? – искренне удивлялся я. – По истории, литературе, географии.
– М-да. А математику на «тройку» знаешь? – спрашивал дядя Яша.
– Даже на «четыре», – хвастался я.
– Быть тебе бухгалтером, – качал он головой. И добавлял, чавкая: – Математика тебе будет нужна, чтобы узнавать цифры; география, чтобы представлять, куда, если что, тебя пошлют; литература – исключительно для отчетов. А история – для общего развития.
– А почему вы спорт не любите? – интересовался, в свою очередь, я.
– Не люблю? – удивлялся он, почесывая свое пузо. – Я обожаю спорт. Например, шахматы, спортивный бридж, не менее спортивный преферанс.
А потом я встретил его как-то на стадионе. Он сидел и ругался страшно, что-то кому-то доказывал, грозился собственноручно, вот этими короткими руками, убить судью, вправить ногу мазиле, пусть даже она растет у него из задницы, и все такое. – Дядя Яша, это же не шахматы! Что вы тут? – спросил я его в перерыве.
– Ой, я тебя умоляю! – ответил он. – Да я просто собой горжусь, когда смотрю на этих идиотов! Особенно на пятого номера. Нет, ты видел, куда он дает пасы? Да меня просто трясет от счастья: я-то ведь не играю в футбол!
Возразить мне было ничего. Ни тогда, ни сейчас. Труп лежит и тихо гордится детьми, которые хотя и далеко, но плачут. Что мне с ним спорить? Он-то действительно уже «там». А мы пока здесь, и дешевые гробы закончились, машину заказать невозможно, а мест на кладбище нет – хоть на коленях моли и сестру для утех предлагай. Мне даже снились кошмары, в которых на кладбищенских воротах мигали строгие вывески: «Мест нет». – Хороним в бабушку! – успокаивает мама. – Я уже обо всем договорилась.
Папа кивает, но как-то неуверенно. – Дорогая, – говорит он тихо, – в чью? Моя мама, уверен, против не будет, но удивится…
– О боже. В его бабушку! В Яшину бабушку, – успокаивает мама. – Все официально. Нужны, правда, родственники… Но мир не без добрых людей.
Осталось только порадоваться о воссоединении. О бабушке дядя Яша рассказывал. Шел дождь, мы сидели в беседке и делали вид, что играем в шахматы. На самом деле нас интересовали девушки, которые пробегали мимо в мокрых, липнущих к телу, легких платьицах. «Зевали» фигуры мы страшно, но дядя Яша был все же более опытным… Не шахматистом, нет. Опытным наблюдателем. Пресыщенным всеми этими формами. Он, кстати, и время выбрал для игры. Правильное. Дождь, будний день, полседьмого, лето. Народ, хочешь не хочешь, а домой побежит. Я же, пацан пацаном, почти не отрывался от этого удивительного зрелища. Пятую партию проиграл – сообщаю сейчас не без гордости. – Она была чудесным человеком, – неожиданно заявил дядя Яша.
Я, увлеченный высокой брюнеткой в белой до страстного слюноотделения кофте, даже сразу не обратил внимания на эту фразу. А когда все же осознал сказанное, переспросил:
