становится ясно, что когда Освальд не рисовал, он путешествовал. И старший сын унаследовал ту же тягу к странствиям.
Освальд столько путешествовал, что становится непонятно, когда же он работал. Большую часть дня он гулял или отправлялся куда-нибудь на поезде и возвращался уже к ночи. Этот человек не мог спокойно сидеть на одном месте и довольствоваться обычными занятиями. Странички дневника не закончены, на них нет дат, но перед нами предстает погруженный в себя, беспокойный, нервный человек.
Вот одна неделя из его жизни. В среду Освальд Сикерт на поезде путешествовал из Эккенфорда в Шлезвиге в Эхен и Фленсбург на севере Германии. В четверг он отправился посмотреть на «новую дорогу, проложенную вдоль железнодорожного пути» и прошел «от порта к Нордентору», а затем полями вернулся домой. Он пообедал в местной пивной и посетил близлежащую ферму. В пятницу Освальд пешком прошел через Алленслоб, Ноббе, Янц, Штропатил и Мёллер. Он встретился со знакомыми, пообедал с ними и в десять вечера вернулся домой. Суббота: «Я целый день гулял по городу».
Воскресенье Освальд тоже провел вне дома. Вернулся он только к ужину, а потом семья музицировала до десяти вечера. В понедельник он отправился в Готторф, во вторник верхом поехал в Мюгнер, где до трех часов ловил рыбу и поймал «30 пескарей». В пивной он встретился со знакомыми. Вернулся домой он только в одиннадцать вечера.
Из записок Освальда становится ясно, что он не терпел власти, особенно полиции. И его яростные, злобные нападки во многом напоминают те слова, которые Джек Потрошитель адресовал полиции. «Поймайте меня, если сможете!» — издевался Джек Потрошитель.
«Ура! Часовой спит! — писал отец Уолтера Сикерта. — Когда видишь его в таком состоянии, трудно поверить в то, что он — часовой. Должен ли я из чувства человеколюбия разбудить его и сказать, что колокол уже прозвонил?.. О нет, пусть дремлет дальше. Может быть, ему снится, что он меня поймал. Пусть же пребывает во власти этой сладкой иллюзии!»
Отношение Освальда к власти не могло не проявляться и в стенах родного дома. Уолтер не мог не знать об этом. И Уолтер, и его мать явно догадывались о постоянных визитах Освальда в многочисленные пивные.
«Я пропил все деньги, — пишет Освальд в дневнике. — Я слишком много задолжал своему желудку. У меня масса свободного времени, и я люблю поспать».
Какова бы ни была цель его постоянных прогулок, путешествий и посиделок в пивных, все это стоило денег. А Освальд не мог заработать. Без денег его жены семья была бы обречена на голод. Возможно, пьеса о Панче и Джуди, которую Освальд написал, скорее всего, в начале 60-х годов, навеяна личными жизненными впечатлениями. Садист Панч тратит все деньги семьи на выпивку и не беспокоится о жене и маленьком сыне.
Панч (появляясь из коробки).
Жена (Джуди).
От отца Уолтер Сикерт унаследовал беззаботное отношение к деньгам и охоту к перемене мест, а от матери обаяние и красоту. Унаследовал он от нее и ряд не столь привлекательных черт. История странного детства миссис Сикерт во многом напоминает роман Чарльза Диккенса «Холодный дом» — любимую книгу Уолтера. В этой книге девочку-сироту Эстер по какой-то загадочной причине отправляют жить в имение доброго и богатого мистера Джарндайса, который впоследствии хочет на ней жениться.
Нелли родилась в 1830 году. Она была внебрачной дочерью ирландской танцовщицы, которой вовсе не хотелось становиться матерью. Она не обращала на Нелли никакого внимания, много пила, а в конце концов, когда Нелли было всего двенадцать лет, сбежала в Австралию, чтобы выйти там замуж. В этот момент в жизни Нелли появился неизвестный богатый покровитель. Он отправил ее в школу в Нейи-ле- Дьепп на севере Франции. В течение последующих шести лет он писал ей страстные письма, подписываясь одной только буквой «Р».
Когда Нелли исполнилось восемнадцать, она наконец-то встретилась со своим покровителем. Им оказался Ричард Шипшэнкс, бывший священник, отказавшийся от сана ради занятий астрономией. Он был остроумным и решительным человеком — о чем еще могла мечтать молоденькая девушка. А Нелли была образованной и очень красивой. Шипшэнкс обожал Нелли еще больше, чем она обожала его. Он познакомил ее с нужными людьми и поселил в красивом доме. Очень скоро она стала ездить на званые вечера, в театры, оперу. Они даже путешествовали за границей. Нелли знала несколько иностранных языков и была умной молодой женщиной. Сказочный покровитель ни на минуту не выпускал ее из поля зрения и в конце концов признался, что он ее биологический отец.
Шипшэнкс взял с Нелли обещание уничтожить все его письма, поэтому мы не можем определить, был ли он для нее действительно отцом или еще и любовником. Возможно, она догадывалась об истинной природе его чувств, но предпочитала не обращать на это внимания. А может быть, она действительно была доверчивой и наивной. Они отправились в Париж, и там Нелли заявила, что влюблена и помолвлена с молодым художником Освальдом Сикертом. Это потрясло Шипшэнкса до глубины души.
Он впал в ярость. Обвинял Нелли в неблагодарности, нечестности и обмане. Потребовал, чтобы она немедленно разорвала помолвку. Нелли отказалась. И тогда Шипшэнкс прекратил выплачивать ей деньги и вернулся в Англию и оттуда написал ей несколько горьких писем с упреками. Вскоре он скончался от инсульта. Нелли считала себя виновной в его смерти и до конца жизни терзалась чувством вины. Она уничтожила все его письма, кроме одного, которое сохранилось в старинном хронометре, принадлежавшем Шипшэнксу. «Люби меня, Нелли, люби меня страстно, как я люблю тебя», — писал он.
Ричард Шипшэнкс не оставил Нелли ничего. К счастью, его добрая сестра, Анна Шипшэнкс, пришла на помощь девушке и обеспечила ее достаточно, чтобы та могла содержать мужа и шестерых детей. Несчастное детство, предательство матери и разрыв с отцом, несомненно, оставили в душе Нелли незаживающие шрамы. Хотя никаких записей, говорящих об отношении Нелли к своей безответственной матери или о противоестественной любви к отцу, которая была романтической тайной ее юности, не сохранилось, можно предположить, что она глубоко страдала от горя, гнева и стыда.
Если бы Хелена Сикерт не стала известной суфражисткой, оставившей подробные мемуары, мы очень мало узнали бы о семействе Сикертов и о детстве Уолтера. Почти все, что мы знаем о ранних годах его жизни, почерпнуто из мемуаров Хелены. Если кто-то из членов семьи и вел записи, то они либо исчезли, либо где-то надежно спрятаны.
По описанию Хелены, ее мать была интеллигентной, образованной женщиной, которая могла быть обаятельной, веселой и независимой и в то же самое время суровой, эмоционально закрытой, жестокой и одновременно покорной.
Дом, который Нелли создала для своей семьи, был не самым уютным. То в нем царила жестокость и суровость, то он внезапно расцветал улыбками и весельем. По вечерам Нелли часто пела, а Освальд аккомпанировал ей на фортепиано. Она напевала за шитьем, на улице, когда вела детей в лес или на речку. Она выучила их замечательным песенкам «Ветка омелы» и «На ней был розовый венок». Больше всего дети любили песенку про маленького Джека.
С самых ранних лет Уолтер считался бесстрашным пловцом. В его голове роились мотивы и художественные образы. Он был голубоглазым блондином с длинными волосами. Мать наряжала его в бархатные костюмчики а-ля маленький лорд Фаунтлерой.
Хелена была младше Уолтера на четыре года. Ее раздражал постоянный восторг матери перед красотой и безупречным поведением старшего сына. Однако сестра понимала, что все совсем не так гладко, как кажется матери. Может быть, Уолтер был и красив, но называть его милым и добрым было по меньшей мере глупо. Хелена вспоминала, что Уолтер был обаятельным, заводным и сварливым мальчиком. У него было много друзей, но стоило ему потерять к ним интерес или убедиться в их бесполезности для него, как он
