происходит по всей стране, хоть на Среднем Западе, хоть в самой Новой Англии. Родители перестали воспитывать детей, вот проблема. Переложили ответственность на индустрию развлечений.
— Вы правы насчет родителей, но это не умаляет истинности моих слов о Флориде. — сказал Серж. — У нас особое стечение экономических и социальных факторов, убивающих сами корни общины.
— Города разлагаются везде, — парировал Слай. — Мы наблюдаем приход так называемого нового эгоизма. Люди утратили стыд.
— И опять-таки вынужден не согласиться, — сказал Серж. — Я говорю исключительно о функции демографических тенденций. Все остальное не подлежит систематизации.
— Что ж, если ограничиваться некоей тропической диаспорой, то спорить не буду. Но я хочу сказать, что патология повсеместна. Странные и дикие преступления совершают не только во Флориде. Если говорить о действительно систематическом подходе, нам нужна эмпирика.
— Какая эмпирика? Принуждение людей раздеваться ниже пояса и играть в «твистер»?
— Я так и знал, что вы воспользуетесь в споре нечестным трюком.
— Вы двое, заткнитесь там! — заорал Руфус. — Устроили кофейные посиделки!
Коулмэн подошел к телевизору и включил его.
— Ты что делаешь? — спросил Руфус. Коулмэн указал на телевизор.
— Смотрю телик.
— Ты видишь, что у меня в руках? Коулмэн кивнул.
— Выключай!
Коулмэн снова потянулся к телевизору, но вдруг замер.
— Эй! Это же Амброз!
Все посмотрели на экран. И действительно, лицо на экране принадлежало гостю в костюме Пола Гетто. Хотя снимок был двадцатилетней давности, сомнений не оставалось: это Амброз. Потом фотография сменилась изображением Блейна Криза, который стоял перед самым большим домом на Бэйшор-бульваре. Криз театрально поведал о похищении Амброза Таррингтона-третьего, о баснословном богатстве и корпоративных интригах. По приблизительным подсчетам Криза, состояние Таррингтона составляло шестьдесят миллионов долларов.
— Шестьдесят миллионов! — воскликнул Руфус.
— Шестьдесят миллионов! — воскликнул Амброз.
В телевизоре Криз прошелся перед камерой по дорожке, ведущей в особняк.
— Хотя в семидесятых Амброз регулярно появлялся в торговой палате, в последние годы о нем было известно очень мало, разве только что он вел таинственную отшельническую жизнь за стенами этого Бэйшорского особняка…
Из дверей выскочил дворецкий и закричал, чтобы Криз покинул чужую собственность.
— …Но даже эта роскошь не смогла защитить его от безжалостных похитителей… Оставайтесь с нами и смотрите программу «Самые разыскиваемые лица Флориды…» Жаклин?
Руфус переглянулся с братьями.
— К чертям грабежи. Хватаем этого старпера. Он стоит уйму денег!
Слай показал на экран.
— Руфус! Смотри! Нас показывают!
Программа «Самые разыскиваемые лица Флориды» началась с захватывающего сюжета о трио десперадос, направляющихся на юг. Фотографии в профиль и анфас: Руфус, Уилли и Слай — под новым прозвищем банды «Ночь трех собак» [52].
— Ну вот, опять кличку придумали! — сказал Слай. — Так нечестно!
Преступления братьев Макгро показывало трио актеров, двое из которых были импровизаторами из некоей лос-анджелесской труппы, а третий — настоящий член группы «Ночь трех собак», который вознамерился войти в мир театра.
Глава 47
В студии «Флоридских кабельных новостей» телефонисты спешно проложили десять временных линий. Агент Махоуни вместе с группой поддержки из местных детективов и полицейских готовились принимать звонки.
Началась передача. Махоуни встал у настенной карты с коробкой кнопок.
Передача «Самые разыскиваемые лица Флориды» шла не больше минуты, когда загорелись лампочки на всех линиях. Девять звонивших сказали, что видели бандитов в одном районе на юге Тампы. Десятый выразил сожаление, что его любимая группа встала на преступный путь, добавив, что от песни «Единица — самая одинокая цифра» у него всегда наворачиваются слезы.
Полицейские на телефонах выкрикивали адреса; Махоуни вкалывал в карту кнопки. Потом отступил назад.
— Достаточно! Мы их нашли.
Махоуни схватил шляпу и выбежал из студии.
Агент Махоуни ехал на юг без сирены и без мигалок. Включилось полицейское радио.
— Махоуни, ты сукин сын! — сказал лейтенант Ингерсол. — Жди подкрепления!
— Нет времени.
— Заберу жетон!
Махоуни выключил радио и дальний свет и завернул за угол в темном конце улицы. У коттеджа Дэйвенпорта негде было яблоку упасть от автомобилей. Махоуни остановился через четыре дома, вышел из машины, поправил наплечную кобуру и начал красться вдоль забора.
— Руфус, — сказал Слай. — Кто-то там крадется… Уже на лестнице.
Руфус обвел дробовиком комнату.
— Всем вести себя нормально! Макгро снова спрятались за дверью.
Махоуни тихо крался по веранде с пистолетом наготове. Тронул дверную ручку — не заперто. Медленно повернул и открыл легким толчком.
Посреди комнаты трое американских президентов девятнадцатого века без штанов играли в «твистер».
— Только не это!.. — простонал Махоуни.
Он шагнул вперед и почувствовал, что в спину ему упирается ствол.
— Бросай, — сказал Руфус. Махоуни подчинился.
— Иди туда, к остальным. И штаны сними.
— Я это тебе запомню, — сказал Махоуни. — Скоро здесь будет полно копов.
Руфус хохотнул.
Махоуни занял место у стены с другими заложниками, рядом с какой-то смутно знакомой личностью.
— Серж?
— Махоуни?
— Когда мы виделись в последний раз, ты был в конском костюме и угрожал мне стволом.
— Ничего личного.
— Когда я пожизненно упеку тебя за решетку, в этом тоже не будет ничего личного. И не думай, что я дам слабину, раз мы сейчас по одну сторону баррикад.
— Ну что ты, я бы и не подумал.
— Так как, есть идеи, как отсюда выбраться?
— Вообще-то есть. Нужен один маленький шанс. Один момент, чтобы их отвлечь. Сделаем вот что…
Серж наклонился к нему и зашептал.
— Вы двое! Кончай базарить! — сказал Руфус. — Вы что, не видите, я вооружен? — Он вышел на середину комнаты, обращаясь ко всем присутствующим. — Ладно, договоримся так. Мы забираем с собой
