Во время похода не было возможности вести учет личного состава, и теперь спокойно занялись этим: составлялись списки, малочисленные полки сводились в сводные, дивизии увеличивались в составе, их нумерация уменьшалась. Поменяли и командные должности. Некоторые получили повышение, а большинство — понижение. Командующий армией генерал Войцеховский ушел со своего поста, и войска возглавил генерал Вержбицкий.
Совещание командиров корпусов и дивизий собралось в жарко натопленной просторной избе читинского купца Махлатых. Было душно, много курили, говорили о грядущих переменах, спорили. Но вот вошел строгий, похожий на Колчака генерал Вержбицкий, и все умолкли.
— Господа, — начал командующий. — Предлагаю список командиров корпусов. Прошу вашего согласия на их утверждение. Кто не согласен — что ж, выскажете свое мнение, обсудим. Итак, начнемте. Состав нашего Первого корпуса состоит из ижевцев, воткинцев и каппелевцев. Командиром корпуса предлагаю оставить генерал-майора Молчанова. Ваше мнение, господа?
Поднялся сухощавый, с длинными усами а-ля дон Кихот, Викторин Михайлович Молчанов.
— Достойный командир, — раздалось несколько голосов, — боевой генерал!
Утвердили.
Из оренбургских казачьих полков сформировали дивизию, командиром дивизии был назначен генерал-майор Панов. Казачество Сибирского войска возглавлял генерал-майор Глебов.
— Состав нашего Второго корпуса, — продолжал Вержбицкий, — состоит из сибирских полков бывшей Первой армии. Господа, вы знаете, какое мужество продемонстрировали бойцы армии в последние дни и недели жизни Верховного правителя России…
Все согласно закивали в ответ.
— Вряд ли у кого-то возникнут сомнения в том, что спасение части золотого запаса Российской империи — заслуга солдат и офицеров этой армии. И в значительной степени — ее командующего генерал- лейтенанта Анатолия Николаевича Пепеляева.
— Оставить его превосходительство командиром корпуса! Анатолию Николаевичу слава!
Офицеры вскочили с мест, подхватили на руки командира корпуса и стали подбрасывать его под потолок.
— Ура Пепеляеву! — гремело в избе.
— Довольно, господа, довольно! — урезонивал, но не очень настойчиво, генерал Вержбицкий: генерал Пепеляев был любимцем армии, с его именем были связаны наиболее славные ее победы.
Наконец Пепеляева водворили на скамью, на которой он сидел. Он смущенно улыбался, потом встал и сказал:
— Господа, боюсь, что у вас не хватит физических сил, поскольку качать следует не меня, а весь личный состав корпуса.
… В конце германской войны даже стойкие солдаты Пепеляева подверглись большевистской пропаганде. Виной тому был Брест-Литовский мир, прекративший военные действия на русско-германском фронте. Осознавая бесцельность своего дальнейшего пребывания на фронте, Пепеляев уехал к семье в Томск. На родине он появился в начале марта восемнадцатого. Там он вступил в тайную офицерскую организацию и стал ее начальником штаба. Организация планировала свержение большевиков, захвативших власть в городе в декабре семнадцатого.
В конце мая восемнадцатого в Новониколаевске началось вооруженное восстание против большевиков. Это дало толчок и томским офицерам, которые выступили 27 мая. Параллельно начался мятеж чехословаков. Томским восстанием командовал полковник Пепеляев. 31 мая в городе была установлена власть Сибирского правительства Петра Вологодского. По поручению правительства Пепеляев создал Первый Средне-Сибирский стрелковый корпус, во главе которого и встал. С ним он двинулся по Транссибу на восток, чтобы освобождать Сибирь от большевиков.
18июня пепеляевцы взяли Красноярск, 20 августа освободили Верхнеудинск, 26 августа пала Чита. Двигаясь дальше на восток по Транссибу, Пепеляев свернул войска на Китайско-Восточную железную дорогу для встречи с командиром Забайкальских казаков атаманом Семёновым. Встреча произошла в конце августа на станции Оловянная. За этот поход Сибирское правительство произвело Пепеляева в генерал-майоры и наградило Георгием третьей степени.
По приказу Уфимской директории корпус Пепеляева перебрасывался на запад Сибири, а самого Анатолия Николаевича произвели в генерал-лейтенанты. С осени восемнадцатого его группировка находилась на Урале. В ноябре Пепеляев участвовал в пермской операции против красных. И тогда же узнал о перевороте в Омске, который привел к власти Колчака.
Пепеляев сразу признал верховную власть адмирала, так как ему была не по душе власть эсера Авксентьева. 24 декабря восемнадцатого года Пепеляев занял брошенную большевиками Пермь, взял в плен более двадцати тысяч красноармейцев и всех отпустил по домам.
В марте девятнадцатого началось всеобщее наступление колчаковцев, и Пепеляев двинул свой корпус на запад. К концу апреля армия Колчака была переформирована, Пепеляев стал командиром Северной группы Сибирской армии. А фронт тем временем замер. Только 30 мая Пепеляев смог начать наступление на Вятку, на соединение с войсками Миллера. В начале июня Пепеляев взял Глазов. Но через три дня его группа была остановлена. За последовавшим отступлением военная удача отвернулась от Пепеляева. В июле девятнадцатого Колчак переформировал свои части и образовал Восточный фронт, который был разделен на четыре армии. Командиром Первой армии был назначен генерал-лейтенант Пепеляев. Начальником своего штаба он назначил новоиспеченного генерал-майора Мизинова, которого знал больше года как боевого, дельного и толкового офицера.
Но фронт уже безостановочно катился на восток. На некоторое время белым удалось задержаться на Тоболе, Пепеляев отвечал за оборону Тобольска. Но в октябре и этот рубеж был прорван красными. В ноябре бросили Омск, началось повальное бегство. Надежд на успех не было никаких. Поредевшая и утомленная, армия Пепеляева подошла к Иркутску. Но большевики организовали хорошую оборону города, и после нескольких штурмом пепеляевцы отошли на восток и затаились в тайге.
Девятнадцатый год кончался страшно. Многие чувствовали, что верховному правителю уготована страшная участь. Чехи его предали, потом Колчака передали в руки иркутского совдепа. Но лишь немногие понимали, что с гибелью Колчака грядет еще более страшная трагедия, даже катастрофа. Весь золотой запас Российской империи, отбитый у красных еще Каппелем и путешествовавший в поезде Колчака, мог достаться красным.
Белые узнали, что один из вагонов с золотым запасом простаивал под неусыпной охраной чехов на дальних путях станции Айшет, на самых ее задворках. Почему большевики разместили его так ненадежно — было непонятно, да и раздумывать времени не было. И тогда Пепеляев решился на немыслимое, но единственно возможное в той ситуации. Собрал наиболее проверенных офицеров своей армии в ударную кавалерийскую сотню и назначил ее командиром Мизинова.
Ясной морозной ночью сотня Мизинова, прихватив с собой с десяток першеронов-тяжеловозов, совершила дерзкий налет на Айшет, где в тупике стоял вагон с золотом. Ошарашенные смелым налетом, чехи практически не оказали никакого сопротивления и сложили оружие. Но времени оставалось в обрез. Мизинов понимал, что кто-то непременно телеграфирует о налете иркутский совдеп, и скоро будет очень сложно спасти золото.
Так и оказалось. Не успели перевести стрелки на основной путь, как вдалеке затрещали винтовочные выстрелы. Надо было торопиться! Надежд оставалось мало…
Сбив замки вагона, офицеры заскочили внутрь. Ровными ящиками до потолка вагона высились сокровища русской нации.
— Вагон на конную тягу! — скомандовал Мизинов. — Вдоль линии охранение!
С десяток кавалеристов стали впрягать могучих першеронов в вагон. Впрягли. Вагон дернулся, качнулся — и пошел.
Остальные бойцы, проскакав вдоль линии, залегли и открыли стрельбу по приближающимся совдеповским цепям. Вокруг завизжали пули, лошади, сраженные наповал, хрипели и в агонии валились в снег. Бойцы примостились за ними, как за укрытиями, и вели огонь.
— Быстрее, господа! — торопил Мизинов офицеров, погонявших лошадей. Но вот, наконец, вагон на достаточном удалении от стрельбы. Но еще с полчаса офицеры сдерживали натиск совдеповцев, пока не
