— Мне нравится его улыбка.
— Вот как? Я ему скажу!
— Нет, пожалуйста, не надо! Ведь ты не скажешь, правда?
— Нет, нет!
— Но у него в самом деле хорошая улыбка.
— Приходи к нам как-нибудь вечером, ты его непременно застанешь.
— С удовольствием, — обрадовалась Стелла. — Вот хорошо. Мне и вправду хотелось бы.
— Приходи в субботу с ночевкой. Он будет дома.
— Обязательно приду!
— Я вижу, он тебе понравился! — засмеялась Миртл.
— Он очень славный, — просто сказал Стелла.
Их вторая встреча и в самом деле произошла в субботу вечером, после того как Юджин вернулся с работы из страховой конторы отца. Стелла пришла к ужину. Он увидел ее в открытую дверь гостиной и помчался наверх переодеваться, — в нем пылал тот огонь юности, которого не может потушить расстроенное пищеварение или слабые легкие. Трепеща от радостного волнения, Юджин особенно усердно занялся своим туалетом, тщательно вывязал галстук и сделал аккуратный прямой пробор. Когда он через некоторое время спускался вниз, его мучила мысль, что ему надо сказать Стелле что-то умное, достойное его, а то она и не заметит, какой он интересный, но вместе с тем он боялся, как бы не осрамиться. Когда он вошел в гостиную, Стелла сидела с его сестрой у камина. Лампа под абажуром в красных цветах мягко освещала комнату. Это была обычная в таких домах гостиная — стол, покрытый голубой скатертью, простые фабричные стулья и полка с книгами, — но в комнате было уютно, и этот домашний уют чувствовался во всем.
Миссис Витла поминутно выходила из комнаты, занятая делами по хозяйству. Отца еще не было дома. Он поехал куда-то в другой конец округа, надеясь продать там одну из своих машин, — его ждали домой к ужину. Юджину было все равно, дома отец или нет. Мистер Витла, когда бывал в хорошем настроении, любил подтрунивать над детьми, причем всегда в одном и том же духе: он подмечал просыпающийся в них интерес к другому полу и предсказывал, что все их пылкие увлечения завершатся когда-нибудь самым прозаическим образом. Он любил говорить Миртл, что она выйдет замуж за ветеринара, а Юджину прочил в жены некую Эльзу Браун, у которой, как уверяла миссис Витла, были сальные локоны. И Миртл и Юджин принимали эти замечания добродушно, Юджин даже удостаивал их снисходительной усмешки — он любил шутку; но уже в этом возрасте он трезво судил об отце. Он видел, как жалко его занятие, и ему было смешно, что подобная профессия может предъявлять права и на него, Юджина. Он таил свои чувства, но в нем кипел протест против всего заурядного, словно раскаленная лава в кратере вулкана, который время от времени зловеще дымится. Ни отец, ни мать не понимали его. Для них он был странный мальчик, мечтательный, болезненный, еще не отдающий себе отчета в том, чего он, собственно, хочет.
— А, вот и ты! — сказала Миртл, когда он вошел. — Садись сюда.
Стелла встретила его чарующей улыбкой.
Юджин подошел к камину и стал в позу: ему хотелось произвести впечатление на девушку, но он не знал, с чего начать. Он так растерялся, что не мог сказать ни слова.
— Вот и не угадаешь, что мы делали! — защебетала Миртл, приходя ему на помощь.
— А что? — смущенно отозвался он.
— А ты отгадай. Ну, попробуй.
— Хоть разочек, — прибавила Стелла.
— Жарили кукурузу, — осмелился предположить Юджин, невольно улыбаясь.
— То, да не то.
Это говорила Миртл.
Ее подруга не сводила с Юджина широко раскрытых голубых глаз.
— Еще разок, — предложила она.
— Каштаны! — догадался он.
Она весело кивнула. «Какие волосы!» — подумал Юджин. Затем спросил:
— А где же они?
— Вот вам один, — ответила его новая знакомая и, смеясь, протянула ему на ладони каштан.
Под действием ее ласкового смеха к нему стал возвращаться дар речи.
— Жадина! — сказал он.
— Как не стыдно! — воскликнула она. — А я отдала ему свой последний каштан. Не давай ему ничего, Миртл.
— Беру свои слова обратно, — поправился он. — Я не знал.
— Ничего он не получит! — заявила Миртл. — На, Стелла, держи, а ему не давай! — И она высыпала последние каштаны Стелле на ладонь.
Юджин понял, что от него требовалось. Это был вызов — его приглашали отнять каштаны силой. Пожалуйста, он готов.
— Ну дай же! — Он протянул руку. — Так не честно.
Стелла покачала головой.
— Только один! — настаивал он.
Она все так же медленно и решительно покачала головой.
— Только один, — просил он, придвигаясь.
Золотистая головка не сдавалась. Но рука, державшая каштаны, была так близко к Юджину, что он мог схватить ее. Девушка хотела было убрать ее за спину и там переложить каштаны в другую руку, но он подскочил и крепко сжал ее запястье.
— Миртл! Выручай! — позвала она.
Миртл бросилась на помощь. Их было двое против одного. В самом разгаре борьбы Стелла увернулась от Юджина и встала. Ее волосы задели его по лицу. Он крепко держал ее маленькую ручку. На мгновение он заглянул ей в глаза. Что это было? Он не мог бы сказать. Но только он выпустил ее руку и подарил ей победу.
— Ну вот, — улыбнулась она. — А теперь я дам вам один каштан.
Он схватил каштан и засмеялся. Но гораздо больше ему хотелось схватить ее в объятия.
Незадолго до ужина вошел отец и подсел к ним, но немного погодя взял свежий номер чикагской газеты и ушел читать в столовую. А потом мать позвала всех ужинать, и Юджин сел рядом со Стеллой. Его занимало все, что она делала и говорила. Когда ее губы шевелились, он наблюдал за тем, как они шевелятся. Когда обнажались ее зубы, он думал о том, какие они красивые. Светлый завиток у нее на лбу манил его, словно золотой пальчик. Только сейчас он понял всю прелесть выражения «золотистые пряди волос».
После ужина он, Миртл и Стелла вернулись в гостиную. Отец продолжал читать в столовой, а мать принялась мыть посуду. Миртл вскоре ушла помогать ей, и Юджин остался со Стеллой вдвоем. Теперь, когда они были одни, Юджин не решался говорить. Что-то в ее красоте сковывало его.
— Ты любишь школу? — спросила она, помолчав. Ей казалось неудобным сидеть молча.
— Не очень, — ответил он. — Там нет ничего для меня интересного. Я думаю бросить учение и начать работать.
— А что ты собираешься делать?
— Еще не знаю, — может, стану художником.
Впервые он признавался в своем честолюбивом стремлении. Зачем, он и сам не знал.
Но Стелла пропустила это признание мимо ушей.
— Я боялась, что меня не примут в выпускной класс, — сказала она, — но меня приняли. Директор школы в Молине написал здешнему директору.
— Они в таких случаях ужасно придираются, — сочувственно отозвался он.
Она встала и принялась рассматривать книги на полке. Он не спеша последовал за ней.
— Ты любишь Диккенса? — спросила она.
— Очень, — сказал он серьезно.
— А мне он не нравится. Он слишком длинно пишет. Я больше люблю Вальтера Скотта.
