приличная еда и немного собственных денег. Это означало, что он не будет высылать ей деньги из своего жалования. Ему нужно сберечь как можно больше денег за время четырехлетнего отсутствия, чтобы по возвращении домой они смогли зажить как порядочная семейная пара. А пока она должна хранить в секрете свое замужество. В высшем обществе предпочитают нанимать в прислугу либо вдов, либо незамужних женщин.
Чтобы успокоить ее страхи, Френк дал ей адрес своей матери в Шотландии и тридцать шиллингов — все свои сбережения. «Если ты беременна, — сказал Френк, — ты можешь поехать к моей матери вместе с ребенком: там будет и дом, и помощь». Изумленная Лили взяла деньги и клочок бумаги, пообещав, что останется на своем нынешнем месте до тех пор, пока ее положение не станет очевидным. Тогда она поедет в Шотландию.
Френк заставил ее поклясться, что она будет правдива с ним, и уехал, оставив ее, испуганную и смущенную, прислуживать молодой женщине, которую баловал весь дом. Беременность оказалась ложной тревогой, связанной, по-видимому, с малым сексуальным опытом Лили, и она вздохнула с облегчением. Но ни она, ни ее беззаботный муж не предвидели, что Кливдоны могут ее уволить.
С отъездом Френка из жизни Лили исчезло и искушение, к ней вернулись гордость и самообладание. Она решила не отдаваться на милость какой-то незнакомой женщины в Шотландии, которая даже не знала о ее существовании, и не особо полагаться на мужа, который в другом полушарии сражался с дикими племенами. Ей пришлось заняться поиском новой работы, но, не имея опыта ни в чем, кроме домашнего хозяйства, это было нелегко. В рекомендации Кливдоны неосмотрительно написали, что она уволена из-за несоответствия должности, забыв упомянуть, что речь идет о должности няни, а не горничной.
Когда все деньги Френка были потрачены, Лейла встала в очередь у театра Линдлей, где проходило прослушивание в хор. Она не умела ни играть, ни танцевать, но умела петь, и вполне прилично. Правда, ей не довелось воспользоваться этим случаем и дать комиссии возможность услышать ее голос. Смотря из-за кулис репетицию сцены из нового шоу, Лили получила выговор от сердитого краснолицего мужчины за то, что без умолку и слишком громко разговаривала с девушкой по имени Рози, стоящей перед ней в очереди на прослушивание. Ее негодование по поводу тона, которым это было сказано, еще более усилилось, когда он произнес, что она сбила с ноги мисс Тейт в середине самой трудной сцены. Лили с жаром ответила, что ее нетрудно сбить с ноги, если она будет их так ставить.
— Она же должна быть принцессой, так ведь, — сказала Лили. — Настоящие леди не ходят такими быстрыми, прыгающими шагами.
— А как же они ходят, наша умница? — спросил мужчина.
— Медленно и слегка покачиваясь. А когда поворачиваются, вот так придерживают юбку одной рукой.
Лили продемонстрировала это с таким преувеличенным пылом, что вывалилась на сцену, где импресарио Лестер Гилберт проводил репетицию. Он немедленно потребовал объяснений, которые натолкнули его на неожиданную мысль. Так появился номер «Прогулка».
Лили тут же взяли, и она получила имя Лейла Дункан. Но хотя она и являлась невольным вдохновителем этой сцены, которая произвела фурор в Лондоне, потребовалось еще девять месяцев и серьезные занятия речью, танцем и актерским мастерством, чтобы занять седьмое место в шеренге из тридцати девушек.
Лейла Дункан теперь красиво говорила, была элегантной и абсолютно независимой. Она совсем не походила на ту Лили Лоув, которой Френк писал письма, доставляемые Нелли от Кливдонов. Нынешняя Лейла ничего не рассказала ему о своей новой жизни, и не потому, что хотела уберечь его от беспокойств и переживаний, пока он там сражался, а потому, что он был частью ее прошлого, которое закончилось в тот момент, когда она переступила порог театра Линдлей. Время сделало менее яркими ее воспоминания о нем: Лейла с трудом могла вспомнить его лицо, звук его голоса. И меньше всего она помнила, что заставило ее влюбиться в него и сдаваться каждый раз, когда он просил об этом.
По правде говоря, ей казалось, что Френк Дункан никогда не существовал, и, если бы не редкие письма, она бы вообще о нем не вспоминала. В такие моменты, как сейчас, она чувствовала себя в ловушке. Она боялась, что вскроет конверт и узнает, что он возвращается раньше, чем собирался.
Понимая, что рано или поздно она должна узнать содержимое письма, она взяла смятый конверт, который принесла Нелли. Оно было отправлено из места под названием Пешавар. Письмо, написанное на листке, выдранном из блокнота, начиналось: «Дорогая Лил…». Ее глаза скользили по письму в поисках того, чего она так боялась. Затем она облегченно вздохнула. У Лейлы Дункан есть еще время.
Она опустилась на стул и закрыла глаза. На улице темнело. Однажды он вернется… если только копье или пуля… О нет, нет! Поворачивая голову на расшитой подушке, Лейла пыталась прогнать эти мысли из головы.
Монти Монктон поприветствовал Лейлу из своей будки у служебного входа. Она улыбнулась ему в ответ.
— Туман такой же густой, как и прошлой ночью, Монти. Надеюсь, он не помешает зрителям приехать в театр.
— Ну уж нет! — энергично возразил швейцар. — Их остановит только землетрясение. Мужчины настаивают на посещении театра, а их жены не отпускают их одних. — Он лихо подмигнул. — Они знают, что если мужчины пойдут в театр одни, то вернутся вдвоем.
Лейла шла по коридору, ведущему в душную гримуборную, где переодевались девушки. Ее встретил смешанный запах пота и грима. Невозможно было устоять перед волнующей атмосферой кулис. Те, кто, как и Лейла, были заняты в первом отделении, уже были здесь. Они хотели одеться и загримироваться до того, как придут девушки, занятые в «Прогулке». Лейла прошла в свой обычный угол, еще больше возбуждаясь от ярких ламп, освещающих зеркала, и оживленных лиц, отраженных в них.
— Привет, девочки, — весело сказала она. — Встаньте те, кто забыл один раз хлопнуть в ладоши и три раза сплюнуть перед тем, как идти сюда.
— Один раз сплюнуть и три раза хлопнуть в ладоши, — поправила ее пышногрудая девушка в розовом корсете.
— А, неудивительно, что Джек Спратт странно на меня посмотрел, — засмеялась Лейла.
Джек Спратт был помощником режиссера, обругавшим ее во время прослушивания. Он был суровым начальником, но чувствовал талант за версту. В прошлом месяце он сказал Лейле, что еще до конца сезона она станет первой в цепочке девушек, а потом будет выступать одна. Он имел в виду сольную партию, но Лейла пока сосредоточилась на перспективе стать первой в «Прогулке». Сольными партиями она займется позже.
Рози Хейвуд, подруга Лейлы, подняла голову.
— Чегой-то?
— Рози, Рози, о чем ты думала на уроках по речи? — с притворной строгостью спросила Лейла.
— Ты сама это отлично знаешь, черт побери.
— Рози, если мистер Гилберт услышит, что ты ругаешься, он тебя тут же выгонит… и я продвинусь на одно место в шеренге, — донесся сочный голос из другого конца комнаты.
— А ты только этого и ждешь, дорогуша, — кисло отозвалась Рози.
Лейла поставила сумочку и пристально посмотрела на Рози. В уголках ее рта она заметила складки, которые не мог скрыть даже грим.
— Он опять тебя обидел? — сочувственно спросила она подругу.
Рози отбросила кисточку из заячьей лапки и взволнованно прошептала:
— Я не знаю, чего он хочет, Лей. Я просто не знаю. То он мне говорит, чтобы я не гримировалась, потому что он любит меня такой, какая я есть. То начинает цедить слова, будто у него губы склеились. А его друзья смотрят на меня так, словно я вылезла из мусорного фургона. Вчера была последняя капля. Один его друг из зарубежного офиса спросил меня, не из тех ли я Дорсетширских Хейвудов, и только я открыла рот, как Майлс говорит: «Конечно, дружище». Я так разозлилась, что встала и сказала, что иду по внебрачной ветви этого семейства. Они все засмеялись, кроме Майлса. Потом мы с ним жутко поссорились. — Она оперлась на согнутые руки. — Сегодня я отослала назад все его подарки и велела никогда больше со мной не встречаться. Теперь я боюсь, что он так и сделает.
Лейла посмотрела на ее беспомощно опущенную голову.
