что каждый шаг, каждое слово, каждый поступок их виден, они должны были искать невероятный, какой- нибудь сложный способ. И нашли?.. Я не знаю. Мне пока все неясно, все непонятно. Тебе видней. Ты, конечно… ты обязательно будешь знать больше, чем я. У меня такой возможности нет и, боюсь, не будет. И времени выяснять совсем не осталось. Не в этом главное…
Прости меня за все, и даже за эту мою откровенность. Я сам отвечу за такую глупость. Об одном прошу, не заставляй меня уничтожать мой дневник. Я зарою, когда стемнеет. Верю, ты найдешь его. Но пока… Вдруг ты не видишь меня? И все пропадет? И никто не узнает мою наивную повесть… Я, кажется, хотел быть наивным. Не потому ли, что всем нам так не хватает сказки… Вы, судьи мои, прочтете, как это было. И не ищите во всем несгибаемой железной логики. Не ради нее писал и хранил я все это. Если вы не поймете меня, значит, напрасны мои… Вы хотите логики? Но двадцатый век натворил столько несуразного и нелогичного. Кто и когда сможет нам объяснить?.. Прощай. Не суди меня строго. Видно, этот мир не желает открытых тайн… Береги маму. Береги маму! Я не сумел уберечь ее…
Как тянется время. Жду, пока стемнеет. Уснуть бы. Закрываю глаза. Вижу мою комнату в Москве. Шторы, стекло, набережная, тишина. И вдруг выстрел. Как нелепо…
Вот и все. Не знаю, чем это кончится. Ему плохо, нужен доктор…
Вы, судьи мои, прочтете, как это было. И не ищите во всем несгибаемой железной логики. Не ради нее писал и хранил я все это.
Фамилию паренька назвать не могу. Не успел спросить. Ему нужен доктор!..
Мы с хозяйкой увидели фургон. Машина останавливалась там, на склоне, приближаясь к нам… Это молочный фургон…
— Вы? — спросил он по-русски. — Слушайте меня внимательно.
— Почему я должен вам верить?
— А что вам еще остается! — почти крикнул он зло. — Вас обвели вокруг пальца, как сосунка? Вы… Все лишнее уничтожить. Понятно?
— Уже.
— Тогда надевайте мой халат и слушайте. В кармане все документы, адрес нашего консула. Вы сядете в машину.
— А вы?
— Буду здесь.
— Как же?
— Надевайте халат немедленно! Я сам буду выкручиваться.
— Но…
— Живей! Надевайте!
Я надел халат, он взял в передней шляпу хозяина и вышел за мною следом.
— Подайте мне бутылки. Берите у меня деньги. Да кланяйтесь мне, кланяйтесь… не так низко.
Я сел за руль. Он, держа в руках четыре бутылки с молоком, пошел в дом.
Непонятный, легкий, как щелчок, ахнул вдали выстрел.
Он упал, я бросился к нему. Он крикнул:
— Уходите!
Я приподнял его. Перекошенный от боли, он сказал:
— Беги, или я дам тебе в морду.
Над нами опять просвистела пуля. Другая пробила кузов машины. Белая струйка полилась на дорогу. Он потерял сознание, сказав что-то вроде «поздно».
Мы уложили его на диван. Хозяйка бинтовала ему бок, пла-
кала и молилась.
Он открыл глаза.
— Вам нужен доктор, — плакала женщина.
— Хозяюшка, дорогая, спасите его, — сказал он ей по-английски, — ради самого бога. Помогите удрать, когда стемнеет… А доктор… потом.
Он бредит. Ему нужен доктор. Я пойду найду врача… Только дневник… Старый мой товарищ, ты никогда не покидал меня. Дай-ка я что-нибудь нарисую тебе на память…
…прощай, друг
Note1
Тут мы встречаем высказывания, хорошо знакомые нам по книгам замечательного нашего археолога В. Д. Берестова. (
