Старуха сунула ему горсть довесков. Какой это был свежий, вкусный, пахучий хлеб! И как мало его было…
Голова непрерывно болела и вдруг начинала кружиться. Юрка садился, где пришлось, и долго отдыхал. Куда ему было спешить?.. Пойти к бабушке? Она бы накормила, а потом под замок — и домой… Старуха не то что злая, а строгая, при ней сам папка становился куда какой смирный… Нет уж, лучше так, лучше пускай совсем пропасть, чем вернуться домой, чтобы опять били, а потом еще и смеялись над ним, как он бегал, бегал, а никуда не убежал…
10
Так потянулись дни. Юрка потерял им счет, вернее, вовсе не считал. Все время было наполнено, занято одним — желанием есть. Он все реже вспоминал о том, что произошло там, дома, а когда вспоминал, ему казалось, что это было давным-давно, и только ненависть не слабела — это ведь они довели, сделали его таким…
У него даже выработался распорядок — сначала он шел на автобусную станцию. Там всегда много людей, обязательно кто-нибудь ел и, случалось, недоеденное летело в урну или куда-нибудь в угол… Потом на бульвар, мимо магазинов, особенно хлебных. Клянчить Юрка не научился, но иногда выходящие из магазина роняли довески, поднимать с земли не хотели или стеснялись, их подбирал Юрка. На базаре он старался не смотреть по сторонам, на заваленные лотки и прилавки, смотрел под ноги — раздавленная редиска, оброненная морковка, стручки зеленого гороха — все годилось. Можно было обмыть, а то и так — обтереть и съесть. После базара — вокзал. Из самого здания его гоняли — то носильщики, то сердитые тетки в железнодорожной форме. Но на площади, у самого вокзала всегда много было народу — сидели на чемоданах, ждали, толпились возле фанерных киосков, в которых продавали пирожки, бутерброды, булочки… Многие покупали на дорогу, от таких поживы не было, некоторые ели тут же, тогда, случалось, перепадало и ему.
Юрка околачивался возле киоска «Продукты на дорогу». Женщина набивала сетку свертками. Рядом стояла маленькая девочка и жевала бутерброд с сыром. Есть ей не хотелось, она перекатывала кусок из-за щеки за щеку, оттопыривала губы. Заметив, что Юрка на нее смотрит, она совсем перестала есть, открыв рот, уставилась на него. Юрка отвернулся.
К вокзалу одно за другим подъезжали такси, по тротуарам и напрямик, пересекая площадь, спешили люди с чемоданами. Очень громко, гнусаво и неразборчиво бубнило радио. В толпе пассажиров мелькнуло что-то знакомое, но Юрка не понял что и снова повернулся к девочке. Мать ухватила ее за руку и поспешно повела к вокзалу. У входа снова мелькнуло знакомое. Это было е е платье… Юрка бегом бросился к вокзалу. Вход забил сплошной поток пассажиров. Юрка втиснулся между ними, пытался прорваться вперед, но перед ним была стена, непроницаемая стена — спины, чемоданы, сумки, авоськи. И сзади, со всех сторон его стиснули чужие локти, чемоданы, сумки. Плотный поток прополз через вестибюль, зал, втиснулся в двери на перрон и только здесь стал редеть, растекаться в стороны. Юрка заметался. Во всю длину перрона вытянулся сверкающий лаковыми боками поезд. В открытые узкие щели зеркальных окон выглядывали веселые, улыбающиеся лица, перекрикивались с провожающими, у тамбуров клубились, завивались хвосты пассажиров, уже нашедших свои вагоны, другие спешили вдоль состава, перегибались от тяжести чемоданов, навстречу им спешили другие, озабоченно поглядывали на номера вагонов.
Юрка повернул налево, ринулся в кричащую, суматошную толпу. Его толкали, толкался он сам, не обращая внимания на окрики и жадно шаря глазами. Он добежал до последнего, четырнадцатого вагона. Юливанны не было. Уже не веря и все-таки надеясь, Юрка побежал обратно.
Теперь было легче — последние пассажиры поднимались по ступенькам, проводницы доставали из чехлов свернутые желтые флаги. Вот только провожающие все еще суетились, торчали на дороге, размахивали руками и кричали. Юрка бежал изо всех сил. Проводницы поднимались на ступеньки, оттесняя пассажиров в тамбуры. Юрка добежал до последнего вагона перед багажным, поезд беззвучно тронулся, и тут он увидел ее. Юливанна выглядывала в оконную щель и еле заметно махала кистью руки. Юрка сорвал кепку и отчаянно замахал. Юливанна его не заметила, она прощалась не с ним. Юрка повернул голову. В двух шагах стоял Сенька-Ангел и, подняв руку, прощально покачивал ладонью. Вагоны ускорили бег, колеса защелкали на стыках. Семен повернулся, увидел Юрку.
— А, солдат? — сказал он. — Привет, привет!
— Эх, — сказал Юрка, — уехала, а я не успел…
— Уехала, — подтвердил Семен, — хватит ей тут мучиться… Постой, а ты откуда взялся? — Юрка стесненно пожал плечами. — И чего это тебя так обтянуло? Больной, что ли?
— Не, так… — сказал Юрка. — Я из дому убежал. Совсем.
— Как это — совсем?
— Ну, когда ты с Юливанной приходил, вы как ушли, я им и сказал, какие они все гады… Ну, побили меня, я и убежал…
— Постой, так это когда, это ж дней десять назад? Где ж ты все это время был?
Юрка промолчал.
— Понятно. От такой жизни обтянет. Пошли.
Семен привел его в зал с вывеской «Буфет-ресторан». Юрка стеснялся сесть за столик, но Семен потянул его за рукав, он сел, но сейчас же спохватился, снял кепку и сунул ее под себя. В буфете было пусто, только за двумя столиками, уставленными пивными бутылками, шумели раскрасневшиеся мужчины.
— Какая у вас еда есть, чтобы не ждать? — спросил Семен официанта.
— Котлеты рубленые. С макаронами.
— Давайте котлеты рубленые. — Семен оглянулся на Юрку и добавил: — Две порции.
— Лучше просто хлеба… — шепотом сказал Юрка.
— Правильно — и хлеба. Побольше.
Юрка, не жуя, давясь, глотая макароны, подталкивал их в рот кусками хлеба. Семен катал хлебный шарик и на него не смотрел. Юрка был этому рад — он стыдился жадности, с которой ел. Котлеты он оставил напоследок и съел, когда подчистил тарелку куском хлеба.
— Ну, заправился малость? — спросил Семен.
— Во! — сказал Юрка и провел большим пальцем по горлу. Ему казалось, что он сейчас лопнет.
— Ну, пошли, больше тут делать нечего.
Юрка украдкой оглянулся по сторонам, сгреб оставшийся на тарелке хлеб и запихал в карман. Семен сделал вид, будто не заметил.
— Ну, чего ты ел — по тебе видно. А спал где?
— На скамейках, — сказал Юрка, — или на пляже, на лежаках.
— Лихо!.. А зимой тоже на пляже будешь?
Юрка не ответил.
— Я в ремесленное хотел, — помолчав, сказал он. — Только там — осенью. И документы нужно. И в интернат документы…
— М-да, — сказал Семен, — все до этих клятых бумажек приклеены. Как мухи до липучки.
Они остановились возле Семенова «газона», уткнувшегося задними колесами в бровку тротуара.
— Садись, поехали, — сказал Семен, открывая дверцу.
— Куда? — спросил Юрка и попятился. — Я домой не поеду.
— Я тебя домой не зову. Ко мне поедем. Там что-нибудь придумаем.
Юрка повеселел и полез в кабину.
«Газон» медленно обогнул привокзальную площадь, отвернул вправо на черноморскую дорогу.
Юрке не хотелось спрашивать, он надеялся, что Семен скажет сам, но Семен ничего не говорил, и Юрка не удержался:
— Как там… у них?
