… Стоян выругался, бешено заметавшись по дому. Рожденный Мораной, чья коварность тысячелетия играла людскими судьбами, он чувствовал ложь за версту.
— Глупец! Он обманул тебя! Как ты мог поверить в его беспомощность?!
Ведьмаки нахмурились, чувствуя, что приближается буря. Оскорбленный Пастух поднялся на ноги, грозно зарычав в ответ:
— Его глазами я видел все тайны Асгардского дворца! Все уровни Священного Капища! Все тайные знаки, ведущие лабиринтами в святая святых! Я видел, где они хранят Веды!
Стоян схватился за голову, прикрыв глаза и надолго замолчав. Образы, переданные Пастухом, навеки отпечатались в его памяти. Охранные слова, настенные знаки, все, что видели глаза Элкора при жизни.
— Скажи, брат, ты видел Веды?
Пастух утвердительно кивнул, криво усмехнувшись.
— Дощечки, рунами исписанные. Одни деревянные, иные золотые.
— И ты можешь прочесть эти руны, брат?
Удивленно моргнув, Пастух прикрыл глаза, обращаясь к памяти Элкора. Ничего. Лишь безумный хохот чародея, в котором сквозила насмешка над глупостью демона. Ведьмак подошел к брату, сурово вглядываясь в его глаза.
— И на пепле взрастет семя новое, вновь внимая слову Сварожьему! Ты понимаешь, что это значит, брат? Это Наследие, которое они хотят оставить после себя!!! — Ведьмак глухо зарычал, подавляя ярость, клокочущую в груди: — Он переиграл тебя. Посмотри мне в глаза, брат. Открой мне врата к темнице его сознания. Позови его… Зови, брат… Зови… Элкор. Элкор!
По-старчески ссутулившись, Пастух удивленно моргнул, утопая взглядом в черных глазницах Стояна. Его губы шевельнулись, и голос Элкора произнес:
— Чего ты хочешь, сын погибели?
Ведьмак быстро зашептал заклятье, проваливаясь в бездну его глаз.
… Ведьмак уверенно шел мрачными коридорами сознания Пастуха. Низкие своды гранитных потолков нависали над его головой, угнетая дух и заставляя пригибать голову. Сорок наговоренных дверей со скрипом отворялись перед ним, давая дорогу к заточенному духу узника. Ведьмак удивленно остановился. Последние три двери, отделяющие его от темницы Элкора, были взломаны. Переливаясь всеми цветами радуги, дух чародея освещал свою каменную обитель, в которую его заточил разум Пастуха.
— Я знал, что рано или поздно ты придешь ко мне. Ты более мудр, чем твой брат.
Старик усмехнулся, взмахнув рукой и разбрасывая по темнице сияющих светлячков.
— Так светлее. Теперь я тебя вижу, демон. — Ур улыбнулся, разглядывая колеблющуюся тень ведьмака. — Зачем ты явился?
Стоян неторопливо прошелся по темнице, осторожно переступая через сияющих созданий чародейского разума.
— Хочу задать тебе вопрос, Элкор.
— Это мирское имя, оно не даст тебе власти надо мной. Ты же знаешь, для чародея открыть истинное имя — хуже смерти.
Ведьмак понимающе кивнул, взмахнув рукой в сторону дверей.
— Рвешься на свободу?
Старик кивнул, улыбаясь мрачному собеседнику, и коснулся своей сияющей рукой черной гранитной стены.
— Там находится разум твоего брата. Стены мне не одолеть, а вот двери — дело иное. Без них не обойтись, двери есть везде. Крепкие он нацепил на них замки. Ну, да ничего, я подберу к ним ключи. То, что создано одним чародеем, может разрушить другой чародей.
Стоян задумчиво покачал головой, пытаясь развеять уверенность старика.
— Сорок дверей. На каждой сорок замков. Тебе никогда не выбраться из этой темницы. Покорись, Элкор, и мы дадим тебе новое тело. Расскажи мне о Наследии!
Дух нахмурился, вспыхнув ярче солнца, и расправил за спиной огромные сияющие крылья.
— Ты никогда не узнаешь этого! Вам не сломить истинной веры, демоны. Солнечный луч всегда пробьет себе дорогу сквозь тьму. Слово Сварога будет услышано людьми. Колдовство Мораны — лишь грубая изнанка волшебного полотна Творца. Передай своему брату: когда я взломаю все замки и открою последнюю дверь — он умрет. Правда, одному Богу известно, когда это произойдет. Лучше убей его сам, демон. А теперь убирайся!
Дух Элкор взмахнул крылом, окатив ведьмака жаром огня. Отшатнувшись, Стоян тенью бросился прочь, чувствуя, как за спиной бушует обжигающее пламя пожара.
…Стоян открыл глаза, затуманенным взором разглядывая склонившихся над ним ведьмаков. Холодная вода окатила его лицо, приводя в чувство.
— Вроде оклемался. — Пастух приподнял его голову, обеспокоенно всматриваясь в глаза. — Как ты, брат?
Удивленно озираясь по сторонам, ведьмак сел, опираясь о пол дрожащими руками.
— Проклятый Ур! Он обманул тебя. Берегись, Пастух, заклятья, которыми ты сковал его дух, рушатся одно за другим.
Пастух нахмурился, прислушиваясь к собственным ощущениям.
— Ничего, один раз я уже одолел его, — неуверенно произнес он.
Пошатываясь, Стоян поднялся на ноги, сочувственно взирая на Пастуха:
— Не обманывайся, брат. Это не он попал в твою западню. Когда буйный дух разрушит темницу, вам двоим станет тесно в одном теле. И тогда он получит его. Ибо когда Свет разгорается — тьма бежит, в поисках укрытия. Тебе некуда будет бежать. Я сожалею об этих словах, прости, брат…
Пастух понимающе кивнул, стиснув зубы, и обеспокоенно потер лоб. Голова действительно болела, словно невидимый дятел долбил ее изнутри. Как он мог не почувствовать ловушку? Ведь тогда, на рынке, Ур слишком легко попал в его сети. Прикрываясь мнимой немощью тела, он даже не оказал сопротивления.
— Он что-нибудь сказал тебе?
Стоян смерил Пастуха взглядом исподлобья и прорычал:
— Слово Сварога будет услышано людьми. — Ведьмак обхватил разрывающуюся от боли голову ладонями. — Позовите ко мне Всеведу!
…Стоя у окна, слепая колдунья прислушивалась к завываниям метели. Миновало несколько месяцев с тех пор, как предали погребальному костру ее подруг. Все это время ведьмак словно не замечал ее, не в силах простить ей гибель Ядвиги и Уморы. Сегодня он впервые прислал гонца, вызывая Всеведу к себе.
Ярослав подошел, обнял девушку за плечи и поцеловал ее в шею:
— Не бойся, милая. Все будет хорошо, ты нужна ему.
Обернувшись, Всеведа пристально взглянула в глаза любимого своими незрячими очами. Набросив на голову пуховый платок, колдунья направилась к выходу, пробормотав:
— Знаю, что нужна. Устала я от него. От войны этой проклятой, от видений…
