– Лиля… неужели из-за такой мелочи?
Настроение у меня было гнусное. Земля уходила из-под ног, и Лиля была сейчас единственной соломинкой, за которую я мог ухватиться. Так по крайней мере мне казалось в эту минуту.
Какой-то мальчишка подошел и, сунув палец в рот, уставился на меня.
– Единственное, что я не прощаю людям, – это ложь, – сказала Лиля. – Ложь – подлость.
Мальчишка вынул палец изо рта и ушел. Ему стало скучно.
– Лиля! Речь идет о нашей судьбе. Пойдем куда-нибудь, я тебе все расскажу… Это очень недолго, честное слово. Я не летчик и не фотограф. В этом году я окончил сельскохозяйственный вуз…
– Вот как?!
– Глупая, смешная история получилась…
– Хорошо… Прощаю тебя в первый и последний раз, – медленно сказала она. – Но я должна обо всем рассказать папе…
И в это время рядом послышался язвительный голос:
– Дорогой товарищ, а вы почему не на занятиях?
Я обернулся. Очкастый, лопоухий учитель математики Сергей Сергеевич Каталог стоял передо мной и держал под мышкой ядовито-желтую папку.
Я сделал вид, что эти слова относятся не ко мне.
– Должен сказать вам, дорогой товарищ, прямо при вашей жене, или кем там она вам приходится, вы несерьезно относитесь к такому важному предмету, как арифметика. Если вы не изменитесь, я вынужден буду ставить вопрос перед директором об оставлении вас на второй год в пятом классе.
– Заткнись! – прошипел я, но было поздно. На Лилином личике появилась брезгливая гримаса.
– Ты страшный человек! – в ужасе прошептала она.
Снегурочка стояла рядом со мной – маленькая, кругленькая, с розовым личиком, похожая на рассерженного воробья, и обличала меня. И я понял, что теперь спасенья нет. Что-то оборвалось во мне далеким криком…
Я побрел прочь, не оглядываясь.
Очнулся я возле школы. Ноги машинально привели меня сюда. Как раз звонил звонок. Не все ли равно, куда теперь идти? По крайней мере в школе люди…
Я поплелся в гардероб.
В классе было шумно. Все яростно спорили о какой-то нерешенной задаче.
– Наверно, Рыков решил, – сказал кто-то.
Грянул хохот.
– Рыков, сколько будет дважды два?
Я сел рядом с шофером Сенькиным.
– Содрать нет? – спросил тот, дыша на меня хлебом и луком. Спросил он так, для очистки совести.
– А что на сегодня задавали?
– Какие-то трехугольники. Попухли мы.
На парте лежала газета. Я стал читать ее, не понимая ни слова. В голове словно подвесили колокол. Бум… бум… бум…
– Дорогой товарищ! Зачем вы читаете газету на уроке математики? – проскрипел над ухом голос. Оказывается, уже начался урок. – Встаньте, когда с вами разговаривает учитель. Идите-ка к доске!
Я встал и, глядя в пол, чтобы не выдать ненависти, кипевшей во мне, пошел к доске.
– Дорогой товарищ, э-э-э, Рыков, – сказал Сергей Сергеевич с некоторой долей ехидства. – Что вы видите перед собой?
– Вас
– Я попрошу, дорогой товарищ, не острить на уроках математики. Остроты снижают восприимчивость коры больших полушарий. Повернитесь на девяносто два градуса. Ну, а теперь?
– Геометрическую фигуру.
– Что это за фигура?
Я уставился в пол и молчал.
– Треу… ник, треу… оль… ник, – прошелестело по классу. И только шофер Сенькин бухнул:
– Румб!
– Это равнобёдренный треугольник, – сказал я.
– Уберите точки над «е».
– Убрал.
– Что же теперь получается?
