Фантом

нельзя понять, пока не увидишь хоть раз. Представь, что никогда не видел ни одного цветка. Как я тебе опишу розу, например?

– Никак. Но ты веришь во всех этих духов?

– Верю. Я сталкивалась с ними, но, поверь, это не самое приятное воспоминание. Я потому и спрашиваю, может, и в твоем доме живет какой-нибудь домовой?

– Я ни с кем не сталкивался; предметы там не двигаются, по чердаку никто не ходит…

– Может, ты привык к своему дому – тебе и кажется, что он живой? Я хочу посмотреть на него.

– Пожалуйста. Хоть сейчас.

– Сейчас я не могу, – она посмотрела на часы, – через час должна подруга зайти.

– Тогда завтра, – Диме самому захотелось верить в то, что он говорил, а потому стало интересно мнение человека, верившего во всяких троглодитов. Должна же быть и в тех старых стенах какая-нибудь изюминка, или Валентина права – лучше их снести и построить заново?..

– Завтра можно. Давай в центре часов в двенадцать.

Дима кивнул, и они снова замолчали. Казалось, их мысли были уже в завтрашнем дне, а сегодняшняя программа исчерпала себя полностью.

– Я пойду? – спросил Дима, допивая вино.

– Смотри, как хочешь. Подруга, если и придет, ничего страшного не будет.

Но Диме захотелось остаться одному, чтоб осмыслить игру собственной фантазии, ведь благодаря ней, все вставало на свои места, начиная от нежелания ничего менять в доме и кончая сегодняшней хлопнувшей дверью. Никогда Дима не был приверженцем мистики, но эти странные слова «он принадлежит тебе, а ты – ему» продолжали жить в подсознании, хотя он думал, что давно забыл их.

– Пойду я, – он встал, затушив сигарету.

– Тогда завтра в двенадцать в Центральном сквере.

Выйдя в коридор, Дима остановился, снова мучаясь проблемой прощания. Наверное, это было написано на его лице, потому что Ира улыбнулась.

– Смешной ты, – она неожиданно чмокнула его в губы, – но мне так даже нравится.

Поцелуй оказался настолько молниеносным, что Дима не успел понять, что произошло, и было ли оно вообще. Ира вновь стояла напротив, вновь улыбалась, и ничего не говорило о каком-то изменении в их отношениях. Дима нащупал у себя за спиной замок; повернул его.

– Пока, – Ира демонстративно протянула руку.

– До завтра, – Дима пожал ее и вышел, немного обалдевший.

…Что это было? К чему?.. Еще только час дня… Он снова выбрался к центру города и уселся в небольшом уличном кафе прямо среди снующих вокруг прохожих и шелестящих мимо автомобилей. Пиво оказалось настолько холодным, что не имело вкуса – оно вкатывалось в горло, как острый угловатый камешек, лишь вызывая икоту. Дима отставил бутылку и закурил.

…Что я ей там наплел про живой дом? Или не наплел?.. Нет, надо было все-таки ввернуть про приведение, хоть одно, хоть маленькое, блин!.. – он смеялся над собой, а все равно, так не хотелось расставаться с только что родившейся сказкой, которая могла хоть как-то разнообразить жизнь, – надо будет расспросить бабку. Вдруг, и правда, объявится что-то интересное. Хотя вряд ли – не такой дом и старый…

Пиво немного согрелось. Дима сделал большой глоток, и приятная горечь покатилась в желудок. Откинулся на красную пластиковую спинку, вытянув ноги – теперь он смотрел поверх голов на серые окна и грязно стены здания, которое до революции являлось духовной семинарией, а ныне строительным техникумом – такая, вот, метаморфоза.

…Странно, – рассуждал Дима, – стена – это преграда, прерывающая пространство… а мои стены мне не мешают. Я чувствую их… или просто знаю, что находится за ними?.. Но где и что находится у Иры в квартире я тоже знаю, а от этого ничего не меняется… Сделал очередной глоток. Угол зрения при этом поменялся, и взгляд снова оказался в гуще людской суеты. Масса женщин и мужчин дефилировали мимо кафе, а Дима сидел, как член жюри, и совершенно непроизвольно оценивал их. Результат оказался неожиданным, но приятным: … Конечно, длинноногие девчонки в мини выглядят привлекательнее, но Иринка тоже очень даже ничего… Он впервые мысленно назвал ее ласкательным именем. И чем дольше смотрел на толпу, тем дальше отодвигались мысли о доме, и тем ближе становилась завтрашняя встреча.

У Димы никогда не было настоящей любовницы – так, давно еще случайные связи в полупьяной студенческой компании, а сейчас, как ему думалось, представился подходящий случай, чтоб внести некий романтический налет в пресную, однообразную жизнь. Это ж почти, как жить в доме с привидениями или лазать в пещеру к троглодиту!

Дима допил пиво и влился в людской поток, хотя идти ему было, в сущности, некуда и незачем. Если только сесть на скамейку возле дома, смотреть на серые стены и придумывать историю к завтрашнему дню?.. Он понял, что, действительно, около дома всегда чувствовал себя увереннее, и мысли становились яснее.

* * *

Любимая скамейка пустовала, и Дима опустился на нее, наблюдая, как листья, когда по одному, а когда и целыми стайками, срываются с веток и медленно планируют к земле. Грустное зрелище: хотя, может, дело было совсем и не в листьях. Повернув голову, он увидел, как мелькнул в кухонном окне пестрый Валин халат. …Нет, это мне уже не интересно…

Заметив мужа, Валя вышла в сад и присела рядом.

– Жарко там.

Дима не ответил, потому что фраза относилась, вроде, и не к нему, а так, в пространство.

– Дим…

Он повернул голову. Жена смотрела на него привычно печальным взглядом, от которого давно уже хотелось убежать, скрыться, чтоб не прилип к тебе этот отпечаток тоски. Сейчас было проще, потому что он мог думать об Ире с ее пещерами и троглодитами, а мог – о привидениях собственного дома.

– Дим, у тебя появилась другая женщина?

– С чего это ты так решила?

– Я вижу.

– Именно, сегодня? – Дима усмехнулся.

– Не важно. Скажи, да или нет.

– Конечно, нет, – он, скорее, по привычке, обнял жену. Валя прислонилась к его плечу и сказала, глядя в сиреневый куст:

– Не верю я тебе… а жаль. Знаешь, как мне не хочется уходить отсюда… от тебя. Не знаю, что я сделала плохого. Я люблю тебя, и всегда хотела, чтоб у нас было уютно, хорошо, – она шмыгнула носом, – но, наверное, придется уходить.

У Димы внутри все сжалось – всегда, еще с детства, ему почему-то было жаль ломать уже созданное. На секунду представил ее, уходящей навсегда, и… подкатилась нежность, всколыхнув, как казалось, давно утраченное. Он обнял ее крепко, по-настоящему, а Валя обхватив его за шею, заплакала, целуя мокрыми губами. В эту минуту он готов был отдать все, лишь бы сохранить ее, даже такой, какой она сделалась в последнее время – какой сделали ее он и дом с его неустроенностью.

– Милая, – прошептал Дима, – это глупости. Я люблю тебя…

Он прекрасно сознавал, что не любит ее очень давно, и ему просто жаль – жаль ее, жаль прожитых лет, жаль проходящей молодости, которая всецело была связана с ней.

– Если б это было правдой… – прошептала Валя, – как бы я хотела, чтоб это было правдой!.. Но к сожалению…

– Да с чего ты взяла? Какая другая женщина?!

– Не знаю, но сегодня я окончательно почувствовала, что в этом доме лишняя. Я не могу объяснить, но раньше он терпел меня, а теперь выгоняет.

– Ты сумасшедшая, – Дима ласково погладил ее по голове. С одной стороны, он успокоился: значит, она ничего не знает об Ире и их завтрашней встрече. Это просто домыслы, которые можно разрушить нежностью, и на какое-то время продлить их несчастливую, но ясную совместную жизнь. Но, с другой, он был шокирован тем, насколько ее слова перекликаются с его сегодняшней фантазией и с бредом бабки. Не