Внизу, за селом, послышался гул мотора. Из-за поворота скалы, у подошвы которой пролегло неширокое шоссе, выскочила грузовая машина. В кузове стояли вооруженные винтовками гардисты. В руках у каждого резиновая дубинка. Гардисты бойко, но не дружно пели. Потом вдруг смолкли: машина остановилась — дальше дорога оказалась заваленной камнями. Видно, ночью обвалилась скала. А может быть, не сама по себе обвалилась. Может, кому-то это было нужно.
Гардисты попрыгали с машины и бросились в село. Навстречу им шел человек в синей замасленной блузе и старой шляпе с опущенными полями. Гардисты схватили его, заломили за спину руки и надели железные, сверкающие под солнцем наручники. Один чернорубашечник взял винтовку наперевес и повел арестованного к машине.
А новость уже полетела по деревне. Во всех дворах поднялась суматоха. Особенно встревожились мужчины — одни поспешно прятали и сжигали запретные книги; другие, захватив узелок и наскоро попрощавшись с детьми, направлялись в горы, в лес.
Со скалы Гриша видел и то, что было скрыто от глаз гардистов, шнырявших по домам. Странная копна продолжала медленно спускаться с горы. Теперь уже стало очевидно, что направляется она прямо к домику, вросшему в гору. Вот копна остановилась, развалилась, и из сена вынырнул маленький, сухой человек в старой спецовке железнодорожника. Он рукавом смахнул с лица пот и недоуменно оглядел свой двор, в котором хозяйничали чернорубашечники. Вдруг из окна дома выскочила женщина. Размахивая платком, она кинулась навстречу железнодорожнику. Тот растерялся, но, заметив, что гардисты уже рядом, спрыгнул в расщелину и скрылся.
Во дворе, под скалой, тоже послышались голоса. За домом Гриша увидел Цирила и старушку в клетчатой темно-зеленой кофте и серой юбке. Цирил совал ей за пазуху какие-то бумажки, газеты и книжонки. Старая женщина распределяла все это под кофтой, не спуская глаз с тропинки. Потом Цирил убежал домой, а старуха направилась в лес.
Ушел и Маречек.
В ту же минуту, словно из-под земли, во дворе Цирила появились три гардиста. Один встал на углу дома. Двое направились в сени. Дверь оказалась запертой. Постучали. Никто не ответил. Постучали еще. Молчание. Тогда один подошел к окну и закричал:
— Ковач, открывай! Ян Ковач!
«Ян Ковач? Отец Цирила — Ян Ковач?..» Раздвинув ветки, Гриша вскинул винтовку…
В голове его мгновенно родился ясный, точно рассчитанный план: перестрелять гардистов, вбежать в дом и с помощью Цирила увести Ковача в лес…
Но выстрелить он не успел: два гардиста сорвали дверь и вошли в сени, а третий завернул за угол.
Несколько мгновений, которые показались вечностью, Гриша стоял в раздумье. Потом повернулся, осмотрел противоположный склон ущелья и почти бегом пустился вниз, укрываясь между елями и мелким кустарником.
Для Яна Ковача приход гардистов был тоже неожиданным.
Когда Маречек ушел, Ковач подозвал к себе сына.
Цирил встал возле кровати и молча смотрел на отца: из-под бинтов виднелись только его рот да глаза. Запавшие суровые глаза смотрели прямо в душу, словно отец хотел узнать, каким вырастет сын, что из него получится, когда он останется один.
— Два года… жили мы… без матери… — заговорил Ковач, отдыхая после каждого слова. — Было очень тяжело. А одному… будет еще труднее.
Мальчик только кивал головой. Говорить он не мог: слезы душили его. Хотелось кричать на всю комнату. Хотелось куда-то бежать, с кем-то бороться, защитить, спасти отца… Но у него недоставало сил даже на то, чтобы сдержать слезы.
— Сынок… Не плачь, не плачь… Запомни мою просьбу и обещай выполнить ее.
Цирил кивнул головой, вытер глаза мокрой ладонью.
— Работай. Честно работай всю жизнь.
— Не бойся, воровать не пойду, — сказал Цирил и, наклонившись к самому лицу отца, прошептал: — Я буду, как ты, коммунистом.
Отец благодарно положил руку на лохматую голову сына, а тот продолжал еще тише:
— Мне бы только найти валашку Яношика. Папа, ты знаешь где она? Скажи, скажи!
— Зачем тебе? — удивился отец.
— Дедушка Франтишек говорил, что тот, кто найдет эту валашку, станет таким же сильным, каким был сам Яношик.
— А-а-а, — понимающе протянул отец и, отдышавшись, объяснил, что валашку Яношика может найти только тот, кто всей душой стоит за народ, кто готов делить с ним и труд, и борьбу, и страдания.
Цирил глянул в окно и вдруг закричал:
— Гардисты!
Он закрыл на крючок дверь.
— Я не пущу их! Они тебя убьют! — Обеими руками подросток ухватился за крючок. — Не пущу!
В дверь сеней застучали. Еще и еще. Отец позвал Цирила к себе.
— Сынок, выслушай меня хорошенько, — заговорил Ковач, превозмогая боль и слабость. — Я не думал, что они так скоро придут за мной, и не успел увидеть бачу.[4] Передай ему…
Гардист постучал в окно и окликнул.
— Спокойно, Цирил. Не перепутай и не забудь…
— Говори, папа, говори!
— Скажи баче: если будут улики, все возьму на себя. Повтори!
Цирил понял, что отец ради спасения товарищей обрекает себя на смерть. Но, глотая слезы и задыхаясь, он повторил его слова.
— Открывай! А сам беги к баче Франтишеку. Это дело срочное. Беги!
Цирил бросился к отцу, зарыдал.
— Цирилко, беги. Беги! — Отец погладил сына по голове. — Бача поможет тебе найти валашку Яношика. Он все знает…
Пропустив в комнату гардистов, Цирил шмыгнул вон и стремглав понесся в верхний конец деревни, откуда лесная тропа вела к шалашу бачи.
На середине деревни он увидел бегущего к нему взлохмаченного Ёжо.
— Цирил! Цирил! — задыхаясь, кричал Ёжо. — Твоего отца гардисты повели! Я стоял на крыше и видел, как они…
Цирил остановился:
— Ты обознался. Отец не может ходить. У него перебиты ноги.
— Они его под руки тащили… Вдвоем.
— Ёжо! — Цирил судорожно ухватил друга за руку, как бы прося помощи, и пустился обратно.
Ёжо последовал за ним. Выбежав на край села и увидев гардистов, спускавшихся по тропинке к дороге, ребята остановились. Двое чернорубашечников волокли под руки перебинтованного с головы до ног Ковача, а третий с винтовкой наперевес шел позади.
Дорога вилась по ущелью. С одной стороны ее был обрыв к шумящей реке; с другой — круто поднималась гора, густо поросшая лесом. В километре от деревни ущелье расширялось, переходя в долину, ведущую к местечку Старые Горы и дальше к Банска Быстрице. Но здесь, на пути ребят, проходила самая узкая часть дороги, и старые буки, растущие по склону, всю ее закрывали тенью своих развесистых ветвей.
— Цирил, — шепчет Ёжо, — давай спрячемся за деревом и камнями забросаем гардистов!
— Что камень против винтовки? — отмахнулся Цирил, поспешно взбираясь вверх по тропинке.
Подбежав к отцу, Цирил бросился ему на шею. Гардист, шедший справа, ударил мальчика в живот. Тот согнулся и упал, не в силах даже крикнуть, Ёжо решил, что друг его убит, схватил камень и со всего размаха запустил в гардиста.
