драпировки, цветов и венков, мрамора и гранита, памятников и воды… На городском кладбище воруют деревья, розы, горшки, мраморные плиты и даже траву. Землю здесь накрепко забирают в гранитную или мраморную броню. Наконец, городское кладбище радиофицировано и электрифицировано. Да, смерть в городе – дело сложное. В городе боятся смерти.
– Маро-о-о!
– Здесь я, кто зовет?
– Подымись-ка сюда, пожалуйста!
– Кто это?
– Это я, Джакели!
– Иду, иду…
Маро поручено присматривать за могилой моих родителей. Дед ежемесячно присылает ей пятнадцать рублей, чтобы она поливала цветы, сметала пыль с надгробной плиты и иногда срезала сорняки. Однако могила почти скрыта травой, розы обломаны, на плите сантиметровый слой грязи.
– Здравствуйте! – В руке у Маро ведро с водой.
– Здравствуйте. Я сын.
– Да, я поняла.
– Скажите, Маро, почему эти цветы так обломаны?
– Воруют, дорогой. Что я могу поделать? Воруют, потом продают по рублю штуку.
– Хотя бы срезали аккуратно…
– Вот именно, хотя бы срезали…
– А трава? Сорняки вот…
– Как мне быть, дорогой? Столько у меня покойников, разве за всеми поспеешь присмотреть?
– Тут скамеечка стояла. Где она?
– Что, нет скамейки? Украли, видно, бесстыдники!
– Сюда никто не ходит?
– Почему же? Ходит один мужчина. Полный такой, седой. Он и деньги мне дает, спасибо ему!
– Дядя Ванечка?
– Не знаю, дорогой, я имени не спрашивала.
– Так вы тут приберите, пожалуйста. Я скоро вернусь.
– Сейчас, сейчас, дорогой, сию минуту!..
Я спустился вниз по тропинке. Где-то здесь должна быть могила бедной Сары. Вот эту могилу я хорошо помню. Раньше здесь была только надпись, теперь стоит большой бюст.
Врач
Ражден Исидорович
Мемарнишвили
1900—1950
И четверостишье:
Черт возьми, неужели и врачи умирают неожиданно?
Я медленно шагаю по кладбищенскому лабиринту среди могил, надгробий, памятников, бюстов… Море мрамора! Дворцы из мрамора! Обширные особняки, крытые цинком! Кое-где видны забытые, поросшие травой могилы.
Откуда-то доносится женский плач и причитания. Я иду на голос. На свежем холме сидит женщина в черном.
– Авто, сын мой, жизнь моя! Авто, надежда моя единственная, солнышко мое! О, горе мне, несчастной!
Я вздрогнул, услышав свое имя. Авто! Кто он, бедный парень? Я присел неподалеку. А женщина продолжала громко плакать:
– Зачем ты погубил свою несчастную мать, Авто, мой ненаглядный! Сын мой, дорогой мой мальчик!..
Дрожь пробрала меня, я весь похолодел. Я представил, что это я лежу под свеженасыпанным могильным холмом, что это меня оплакивает моя дорогая, милая мать, И я заплакал.
– Сынок, ты товарищ моего Авто?
– Да, тетя.
– Вместе учились в университете?
– Да, тетя.
– Погубил он меня, погубил…
– Да, тетя.
– Не забывайте меня, заглядывайте…
– Обязательно, тетя.
– А как тебя звать?
– Авто, тетя.
– Горе мне! Почему же я тебя не помню? Ты тоже учишься на физическом?
– Да, тетя.
– Ты был тогда там? Во время драки…
– Где это, тетя?
– Там, на Тбилисском море, будь оно проклято!
– Нет, тетя.
– Ну спасибо, сынок. До свидания.
– Это вам спасибо, тетя!
– За что, сынок?
– Так. Спасибо. До свидания, тетя. Будьте здоровы!
– Будь счастлив, сынок. Будь счастлив!
Солнце спускалось за горой. На кладбище воцарилась тишина. Сосны, чинары, плакучие ивы, тихо шелестя листьями, шепотом переговаривались, словно поверяя друг другу тайну.
Я медленно поплелся вниз, к выходу.
В конце кладбища багебские дети играли в прятки. Маленькая девчушка прислонилась к могильному памятнику и, закрыв лицо руками, громко считала:
– Раз, два, три, четыре, пять…
Дети, словно вспугнутые коршуном цыплята, носились по кладбищу, прятались, ложились за памятниками, мраморными надгробиями, лезли в кусты.
– …Сорок восемь, сорок девять, пятьдесят! Открываю глаза! – крикнула девочка.
Она настороженно оглядывалась вокруг, разыскивая притаившихся детей. Вдруг девочка захлопала в ладоши и радостно закричала:
– Вижу, вижу! Выходи, Темо! Ты во-о-он там, за могилой Чхенкели! Выходи! Стук-стук!
Темо вылез из-за могилы.
– Татиа, выходи! Вижу тебя! Ты под памятником Бакурадзе! Стук-стук!
Девочка продолжала поиски, а Татиа предупредила остальных:
– Скажу «груша» – выходи, скажу «яблоко» – не выходи!
Я стоял на пригорке и хорошо видел детей, прятавшихся за могильными плитами и памятниками. Солнце почти скрылось, стемнело. И вдруг меня охватил ужас. Я быстро спустился с пригорка и помчался вниз, размахивая руками и крича во весь голос:
– Дети, перестаньте сейчас же!.. Выходите, дорогие мои, вылезайте все!.. Дети, хорошие мои, милые дети. Не смейте прятаться!.. Выходите, дети!..
Перепуганная насмерть детвора сломя голову разбежалась по домам.
– Добрый вечер, Даду!
– Здравствуйте, Джако!
– Так поздно с лекций?
