сраженный единственной музыкальной трелью. Он был в своем роде хорошим человеком. Он жил в соответствии с кодексом воинов, всеми уважаемый, даже если и не доставлял слишком много радости в качестве мужа юной жрице-ученице. Нужно было больше помогать ему, подумала она. Нужно было чуть больше притворяться.
Местный знаток… но все, что у нее было — лишь смутные воспоминания о том, что часами мог рассказывать Кандору, старик, у которого остались лишь воспоминания о молодости и силе, о распутстве и убийствах; старик, сжимавший свою юную невесту в холодных объятиях бесконечными зимними ночами. Нужно было внимательнее его слушать.
Куили внезапно остановилась, с отчаянно бьющимся сердцем. Кажется, впереди что-то послышалось? Хрустнула ветка?
Она прислушалась, но доносился лишь шум ручья и скороговорка падающих капель. Вероятно, это лишь игра ее воображения. Она пошла дальше, медленнее и осторожнее. Безумием было отправляться в путь без источника света, поскольку она знала, что плохо видит в темноте. Жрецы неприкосновенны. Никто, даже самый последний разбойник, не мог причинить вреда жрице. Так, по крайней мере, говорилось.
Она должна была радоваться при мысли о мести за Кандору. Она вышла замуж в пятнадцать лет; в шестнадцать она стала вдовой. В семнадцать она обнаружила, что ей тяжело носить траур, как бы она себя за это ни упрекала. Вероятно, она могла вернуться в храм, когда Воин Кандору перестал нуждаться в ее услугах, но она осталась. Местные жители приняли ее с радостью, и они нуждались в ней. Так же как и рабы, в еще большей степени. Ее милость позволила ей оставаться в хижине и обеспечивала ее средствами к существованию — мешками муки и иногда даже мясом. Иногда она посылала ей небольшие подарки — не слишком поношенные сандалии, остатки лакомств с кухни.
Если воины знали о колдунах — если они планировали напасть на Ов — тогда их должна была быть целая армия.
С трудом передвигаясь в темноте, она почти налетела на смутно вырисовывавшуюся фигуру, которая стояла прямо у нее на пути, явно ожидая ее.
Она вскрикнула и отскочила назад, потеряв туфлю.
— Жрица! — взвизгнула она. Потом, уже чуть тише: — Я жрица!
— Очень хорошо! — ответил мягкий юношеский тенор. — А я воин. Чем могу служить тебе, госпожа?
2
Ситуация была абсурдной. Стоя в темноте на одной ноге, со все еще дико колотящимся от неожиданности сердцем, Куили, тем не менее, могла оценить всю ее абсурдность — ни она, ни незнакомец не могли видеть ранга другого. Кто должен был приветствовать, а кто отвечать? Но, конечно, воины никак не могли послать на разведку обычного Первого, даже Второго. Он должен был быть выше ее рангом.
Она приветствовала его как вышестоящего, сумев не упасть, даже при последнем поклоне:
— Я Куили, жрица второго ранга, и мое глубочайшее и смиренное желание состоит в том, чтобы Сама Богиня даровала тебе долгую жизнь и счастье, и побудила тебя принять любую мою скромную и добровольную помощь, каковая могла бы служить твоим благородным целям.
Воин отступил на шаг, и она скорее услышала, чем увидела, как он выхватил меч из ножен на спине. Она снова чуть не потеряла равновесие, прежде чем вспомнила, что у воинов свои собственные ритуалы и обычай размахивать клинками в знак приветствия.
— Я Ннанджи, воин четвертого ранга, и для меня большая честь принять твою любезную помощь.
С шипением и щелчком меч снова скользнул в ножны. Кандору не умел обращаться с ним столь ловко.
— Ты всегда стоишь на одной ноге, ученица?
Она не думала, что он может что-то увидеть.
— Я потеряла туфлю, адепт.
Он усмехнулся и сдвинулся с места, и она почувствовала, как его пальцы крепко сжали ее лодыжку.
— Вот она. Дурацкая штука!
Затем ее нога встала на место, и воин выпрямился.
— Спасибо. Ты очень хорошо видишь…
— Я почти все делаю очень хорошо, — весело заметил он. Голос его звучал совсем молодо, как у мальчика. Неужели он в самом деле Четвертый? — Что это за место, ученица?
— Владения достопочтенного Гаратонди, адепт.
Воин что-то тихо проворчал.
— Какой гильдии?
— Он строитель.
— Что может строить строитель-Шестой? Впрочем, неважно. Сколько воинов в этих владениях?
— Ни одного, адепт.
Он снова что-то удивленно проворчал.
— Какая здесь ближайшая деревня, или город?
— Пол, адепт. Деревня. Примерно полдня пути на север.
— Значит, там должны быть воины…
Это не был вопрос, так что ей незачем было говорить, что местный воин Пола умер в тот же день, что и ее муж, или о том, что о его убийстве никто не мог донести.
— А город? Как далеко?
— Ов, адепт. Примерно еще полдня пути после Пола.
— Гм? Ты случайно не знаешь имени тамошнего старосты?
Он тоже был мертв, как и все его люди. Просто ответ «Нет!» был бы ложью. Прежде чем она успела что-либо сказать, воин снова спросил:
— Здесь какие-то неприятности, ученица Куили? Разбойники? Бандиты? Работа для честных воинов? Нам угрожает какая-то опасность?
— Никакой
Он усмехнулся.
— Жаль! Даже дракона нет?
Она облегченно рассмеялась.
— Ни одного.
— И. полагаю, тебе в последнее время не встречались колдуны?
Значит, он знал о колдунах!
— В последнее время — нет, адепт…
Он вздохнул.
— Что ж, если здесь безопасно, тогда, возможно, мы здесь для того, чтобы с кем-то встретиться. Как в Ко.
— Ко?
— Ты никогда не слышала эпос «Как Аггаранци-Седьмой наголову разбил разбойников в Ко?» — Казалось, он был потрясен. — Это величайшая повесть! Много славы, много крови. Она очень длинная, но я могу спеть ее тебе, когда у нас будет время. Что ж, если опасности нет, я лучше вернусь и доложу об этом. Идем!
Он взял ее за руку и повел по дороге. Его рука была очень большой и сильной, но ладонь казалась странно мягкой, в отличие от рук крестьян — или даже ее собственных рук в эти дни.
Как ни странно, ее вовсе не беспокоило, что ее ведет в неизвестность этот высокий молодой незнакомец. Она споткнулась, и он пробормотал: «Осторожно», но замедлил шаг. Дорогу пересекали три
