Пандемию. Надеюсь, это будет весьма познавательный визит. – И она предостерегающе взглянула на Инос.
– По сравнению с Империей Араккаран – жалкий клочок земли, – произнес Азак, – но его жители горды и благородны, они ревностно оберегают и свои обычаи, и свою независимость. Силы нам дает пустыня, и мы презираем сибаритство тех, кто живет в странах с менее суровым климатом.
Вот это да! Да эти джинны – сущие варвары!
Инос вновь попыталась шагнуть сквозь выводящую ее из терпения завесу из драгоценных камней, и завеса в очередной раз отказалась пропустить ее. Чем там занята Раша? Жив ли Рэп или легионеры-импы наконец взломали дверь? Ноги Инос подкашивались от усталости, однако она решила держаться поближе к колдовской двери в надежде, что та наконец смилостивится и пустит ее домой.
Глаза Азака, ранее напомнившие ей рубины, теперь потемнели, приобрели оттенок гранатов, и на Инос устремился надменный взгляд – точно так же, бывало, на нее поглядывал свысока жеребец Огнедышащий Дракон.
– Вы и в самом деле не владеете волшебством… ваше величество?
Инос отрицательно покачала головой, слишком усталая, чтобы выговорить хотя бы слово. От Рэпа и Краснегара ее отделяло полмира. Вспомнив о Рэпе, она вдруг поняла, что больше всего на свете жаждет увидеть его рядом – надежного, преданного Рэпа. Как странно! При чем здесь Рэп?
Султан задумчиво теребил бородку. Он не двинулся с места с тех пор, как в комнате появилась Инос.
– Это и впрямь любопытно.
– В каком смысле? – спросила тетя Кэйд, бросая на Инос еще один предупреждающий взгляд.
– Дело в том, что колдунья наслала на меня проклятие. По всем законам вы обе уже давно должны были превратиться в камень.
– В камень?! – хором воскликнули Инос и Кэйд. Султан кивнул.
– Как всякий человек, осмелившийся произнести вслух мой титул… А может, проклятие распространяется лишь на моих подданных, а не на чужеземцев? Нет, посол из Шуг-гарана тоже пострадал…
С его стороны было бы любезно упомянуть об этом пораньше.
– А это окаменение, – начала Кэйд, очевидно потрясенная подобной мыслью, – оно… обратимо?
Султан с удивлением взглянул на нее – догадки Кэйд зачастую свидетельствовали об остроте ее ума, не соответствующей внешности.
– Вначале – нет. Полдюжины жертв и по сей день остаются каменными статуями. А теперь колдунья обычно возвращает их к жизни через пару недель.
– Самая вопиющая глупость, о какой мне когда-либо доводилось слышать! – выпалила Инос.
– Я же говорил вам – она развратна, коварна и мстительна.
– Должно быть, она и слабоумна – если не сразу поняла, к чему приведет такое колдовство! Подумать только – шестеро человек погибли, прежде чем она отказалась от заклятия, которого не могла отменить!
Султан пожал плечами.
– Но почему вы не застыли и не обратились в камень, произнеся мой законный титул?
Очевидно, он ожидал таких последствий. Эта мысль на время лишила Инос дара речи.
– Влияние проклятия ограничено только дворцом, – размышлял джинн. – Может, за исключением этого мерзкого обиталища колдуньи?
Инос снова огляделась. Комната не представлялась ей особенно зловещей, если бы не избыток пестрой мебели, в большинстве своем уродливой и кричаще яркой. Нигде не было видно двери. Кое-где просматривался мозаичный пол с узором из изящно переплетенных лоз и цветов, ярким, как рой бабочек, но впечатление портили броские ковры. Вещи вокруг выглядели дорогими, но не сочетались друг с другом. Кто бы ни собирал эту беспорядочную коллекцию, этому человеку явно недоставало вкуса. При одном взгляде на этот склад мебели и ковров у герцога Анджилки начались бы судороги.
Но обратиться в камень… неужели этот странный молодой султан решил пошутить? Пока Инос подыскивала слова, чтобы подобающим образом спросить об этом, завеса вновь зазвенела. Огромный серый пес вылетел из-за нее, проскользил по гладким плитам пола мимо Инос и ее тетушки и остановился перед Азаком. Между джинном и псом вспыхнула мгновенная взаимная неприязнь.
Пес обнажил клыки и прижал уши к голове. Шерсть у него на загривке встала дыбом. Азак положил руку на рукоять ятагана.
Инос приоткрыла рот, но смелость покинула ее. Рэп называл этого зверя Флибэгом, словно он не был волком-переростком. Пес с готовностью повиновался Рэпу – впрочем, как и все другие собаки, но сейчас Рэпа не было рядом. Пес не заметил ни Кэйд, ни Инос, и, по-видимому, даже звать его по имени – значило разозлить.
Более того, поза Азака ясно свидетельствовала о том, что он не боится, и Инос решила принять сторону собаки Рэпа. Правда, Флибэг сбил с ног Андора и напал на великана Дарада. Джинн был не таким массивным, как джотунн, но ростом не уступал ему. На стороне Азака его молодость и проворство, а Дарад был вынужден вступить в борьбу, уже когда лежал на полу и зубы чудовища впивались ему в руку… С ужасом обнаружив, что она оценивает предстоящий бой, точно шансы на победу в партии в кегли, Инос взглянула на Кэйд, но тетушка явно не собиралась вмешиваться.
В воздухе блеснуло тонкое изогнутое лезвие ятагана Азака. Инос оглянулась на завесу, надеясь, что сейчас оттуда появится Рэп. Если Раша впустила сюда пса, неужели она оставит Рэпа на милость импов? Зверь глухо зарычал. Что это – хороший знак или плохой?
Пес подобрался для прыжка, Азак занес руку, и в этот миг пес обратился в камень. Кэйд вздрогнула и застонала, и Инос бросилась, чтобы обнять ее, утешая этим жестом скорее саму себя, чем тетушку.
Боже милостивый! Несомненно – это камень. Ни один смертный скульптор не сумел бы так искусно изобразить шкуру зверя, отполировать камень на выпуклых мускулах и костях, но существо, которое всего минуту назад было опасным хищником, теперь превратилось в изящное изваяние. Непостижимость этого явления пугала сильнее всего. Странно, но это колдовство произвело на Инос большее впечатление, чем все чудеса, которые она повидала и испытала с тех пор, как началась эта свистопляска.
Азак деловито вложил ятаган в ножны, словно окаменелые дамы, влетающие в комнаты через окна, вызывали в Араккаране не больше удивления, чем еже утренние омовения.
Прежде чем кто-нибудь успел заговорить, нити завесы снова задрожали, возвещая появление султанши Раши. За ее спиной вспыхнул свет, кромешная тьма уже не царила позади завесы. Раша явилась в облике зрелой женщины, властной матроны лет сорока – не блещущей красотой, но по-своему притягательной. В покоях Иниссо ее внешность менялась: Раша становилась то юной, то старой, то безобразной, то прекрасной, и вместе с внешностью менялся вид ее струящихся белых одежд – они казались то сшитыми из грубого холста, то из шелка, расшитого жемчугом и драгоценными камнями. Теперь ее одежда выглядела богато, но не вызывающе. Впрочем, пальцы Раши по-прежнему унизывали многочисленные кольца.
Она резко остановилась и нахмурилась, взглянув на Азака.
– А ты что здесь делаешь, Красавчик?
Раша говорила с Азаком таким тоном, каким Инос обратилась бы к норовистой лошади.
Азак усмехнулся, обнажив крупные, ровные и ослепительно белые зубы.
– Ты сама вызвала меня. – Очевидно, они ненавидели друг друга.
Раша рассмеялась.
– Верно, верно! Совсем забыла. Я в дурном расположении духа и хочу развлечься. – Она повернулась к Инос. – Ты уже познакомилась с принцем Азаком, милочка?
– Разве он не султан?
– Ни в коем случае! Не верь ему – он известный лжец.
За подобное замечание Раша заработала бы пощечину от любого джотунна, даже если для него этот поступок был бы равносилен самоубийству. Азак сдержался. Губы его побледнели, шея напряглась, однако он сумел обуздать свою ярость.
Раша была явно довольна собой.
