на женщин смотрите с детской непосредстенностью. Как-то пришлось влепить пощечину твоему шефу, и он искренне удивился: почему ему не позволено то, что позволено тебе?
— Подумаешь, недотрога! — Маргарита дернула круглым плечом. — Уж и пошутить нельзя.
— Нам с младенчества вбивали в голову уважение к женщине, — не обратив на нес внимания, продолжала Линка. — Этакое благодушное абстрактное уважение к женщине вообще. Но я — то не вообще, я конкретная.
— При чем тут ты? — Ралль поежился. Медленная тоска знакомо заливала грудь.
— Вот именно. Тоже мне, предмет беспокойства — одно человеческое настроение! Да еще в свете наших достижений! — Лина говорила почти без выражения — на одной взвинченной, повышенной ноте.
Чтобы сменить тему, Ралль подошел к пульту, ткнул наугад клавишу “Развлечения”. “Резвая Маня” откашлялась и голосом Эдика Слуцкого продекламировала:
— Старинная народная задачка с логическими вариациями и промежуточным ответом. Внимание: Пэ и Ку сидели на суку. Пэ уехал за границу. Ку чихнул и лег в больницу. Кто остался на суку? Ку-ку!
Где-то что-то щелкнуло. “Маня” выдала первый вариант:
— Поскольку “Пэ” за границей, “Ку” в больнице, а кто-то все же кукует, следует предположить, что действие происходит в лесу. На опустевший сук уселась кукушка.
Голос Эдика с трудом перекрыл хохот:
— Браво, “Маня”! Другого от тебя и не ждали. Ваша очередь, “маэстры”!
— Абсолютно ясно: никто не остался. — Маргарита, зачем пилить сук…
— Не продолжай! — вскричал Янис. — На суку сидели трое: “Пэ”, “И”, “Ку”, верно? Значит, остался “И”.
— Милый друг, детективы определенно идут тебе на пользу. Совсем чуть-чуть не угадал.
— Повеселились? — загремел Ростик. — Сейчас я вас всех примирю. “Ку” остался. Ведь он только чихнул, а в больницу лег “И”. Примитивный вариант…
— Безупречная дедукция, шеф. Нет слов!
— Ку-ку, — завершила спор “Маня”.
Ралль надеялся, что Лина хотя бы улыбнется. Но она слушала равнодушно. А может, и не слушала.
— Эх, горе мое! — Лина отключила экран, положила руки Раллю на плечи, откинулась, долго смотрела ему в глаза. — Я считала психологов более чуткими: им бы первыми откликаться на беду. А у вас дурные задачки на уме.
— Да где ты беду выискала? — Ралль прижал щекой к плечу ее ладонь. Маленькую ладонь. Пахнущую цезием и апельсинами. — Вот жизнь, Линушка. Вот моя работа. И я делаю ее изо всех сил.
— А кому она нужна, такая работа? Присмотритесь к тем, для кого вы ее делаете. Не для себя же трудитесь, для них, понимаешь? Вокруг что ни человек, то аномалия. А вы их, знай, по линеечке ровняете. Усвойте наперед простенькую мысль: где опаздывают психологи, там уже психиатру делать нечего…
— Ну, это всерьез и надолго. — Маргарита соскользнула с подоконника и, как сидела нога на ногу, так, подражая шефу, и поплыла вниз.
Лина проводила ее глазами:
— Мы убили в человеке любопытство, цель, право на риск, на неиспользованное желание. — Она тряхнула головой. — И знаешь, чем? Изобилием. Да-да, не смейся, изобилием.
— Ты ошибаешься, Линушка. От изобилия еще никто не умирал.
— Пока нет. Но радость жить уже отравлена. Как-то личностей поубавилось.
— Наше общество…
— Оставь общество в покое. Мне четыре семестра читали социологию и шесть — историю.
— Все равно твои страхи беспочвенны. Мы…
Лина быстро прижала ему губы пальцем:
— У каждого явления два полюса. По-моему, мы, не подумав, шагнули к исполнению желаний. Всесилие рождает равнодушие. А равнодушие погубит Землю точно так же, как когда-то оно уже убило Марс.
— Еще один домысел. Много у тебя таких?
— Я жалею сейчас об изжитом эгоизме. Он бы еще мог спасти нас. По крайней мере, подхлестнул бы любопытство. От любопытства не так уж далеко до заинтересованности. А нам бы теперь любую цель, хоть самую мелкую, лишь бы каждому. Насаждайте, ребятки, разумный эгоизм. Рано мы его похоронили.
Линка наклонилась над пластмассовым кубиком, шепнула что-то, и эриния выпрямилась, успокоенно развернула листочки.
— Вот ты, Ралль: ты бы отдал свою рубашку первому встречному?
— Конечно. Шкаф изготовит мне еще дюжину на выбор.
— Элементарная расшифровка щедрости. Ты даже не заглянешь в лицо тому, кто к тебе обратится за помощью, правда?
— Ну, почему…
— Потому, что мы безразличны друг к другу в своей пылкой любви к обществу. Понимаешь? К обществу в целом. А тот, с рубашкой, по нашей железной логике, не может быть обижен при нашем справедливом строе. Плевать на аномалии. Главное, у него тоже есть где-то такой же шкаф.
— Странная ты сегодня.
— Еще бы. Ты не хочешь меня понять. И все не хотят, все отмахиваются. Дескать, истерика сентиментальной девицы!
Ну, о чем она говорит? Зачем? Лучше бы уж добрая, старая, не оставляющая следов ссора! Ралль ощущал этот нарастающий в ней день за днем страх. Но причины не находил…
— Ты хоть задаешь вопросы, выискиваешь странное… Так ведь не я, вы странные! Спроси вон у этих! — Лина кивнула за окно. — Думаешь, им очень весело? От скуки шалят. Боятся остаться наедине с собой. Играют в инфантильность, чтобы подольше не взрослеть. Ведь взрослеть — значит задумываться, взваливать на себя заботу и ответственность. А заботиться о ком-либо мы уже давно разучились.
— Послушай, да кто, наконец, тебя обидел?
— Ты. И Янис. И Ростик. И директор института, который не поленился сегодня вылезти из готовой тронуться “Пчелки”, чтоб только пожать мне руку. Он тоже считает меня ничьей. А ничья — все равно что общая. Так, мальчики?
Ралль вслед за Линкой обернулся. Обе команды даджболистов, ступая на цыпочках по воздуху в затылок друг другу, подкрадывались к окну. Ростик и Маргарита тащили впереди огромное, наспех вырезанное из картона сердце, пронзенное стрелой, с кровавой надписью: “Джеральд + Лина =!!!”
— Так! — смущенно и дружно гаркнули игроки.
— То-то же. — Лина бодро улыбнулась. — Ну-ка марш в лабораторию!
Радуясь прерванному разговору (а вдруг все же обойдется без ссоры?), Ралль молча наблюдал, как ребята проплывали над подоконником внутрь. Столов и стульев не хватило, обутые в гермески психологи рассредоточились вдоль стен от пола до потолка.
— Проведем наше совещание на высшем уровне, — прокомментировал событие Гуннар, вытягиваясь возле плафона и подложив локоть под щеку. Густая тень заслонила половину лаборатории.
— Выше некуда, — проворчал долговязый Эдик, умащиваясь по-турецки в воздухе над пультом “Резвой Мани”.
Ростик надел свитер и демонстративно уселся за стол.
— Вот вам, мальчики, изящная проблемка. — Лина завела руку за спину. Помедлила. И швырнула на середину комнаты пластмассовый кубик с эринией. Два мохнатых листочка затрепетали, не давая кубику опрокинуться. — Поломайте ваши умные головы!
— Видали мы такие проблемки! — лениво уронил сверху Гуннар.
И осекся: эриния сложила листочки, вытянулась в струнку. Она умоляла. Она была жалкой и немощной. Она взывала о помощи.
— Раньше за черную магию сжигали на кострах! — пробормотал Эдик, трижды подув над левым плечом.
